Кирилл Казанцев - Ставок больше нет

Этот вопрос остался без ответа.

– Не можешь! – с удовлетворением отметил Сумин. – И я не могу. Пока. Есть еще много чего сложного и непонятного в поведении как Мацкевич, так и Скопцова. И разобраться в этом, внести полную ясность сможет только следствие. Вот подождем, пока Аркаша отоспится, начнем допросы, очные ставки. Глядишь, и все станет на свои места. Так что не спеши возмущаться и рвать на груди рубаху.

– Но поговорить я с ним хотя бы могу? – намного спокойнее спросил Михайлов.

Сумин на минутку задумался. Наверное, от этого разговора не будет ничего плохого. Скопцов сидит под разработкой, камера прикрыта, и беседа со старым приятелем, которого он фактически предал и подставил, преследуя какие-то свои, корыстные цели, только "подогреет" его, заставит нервничать и "гнать", а стало быть, искать возможности выговориться, поделиться своими сомнениями.

– Поговори, – кивнул головой начальник областного розыска, возвращаясь за свой стол. – Конечно, поговори.

"Где я?.. – это была даже не мысль, а так, какая-то слабая пульсация в мозгу. – И кто я такой?.."

Лежащему на больничной койке человеку стоило неимоверных усилий просто открыть глаза. Голову пронзала, разламывала пополам острая, нечеловеческая боль. А когда он попытался посмотреть по сторонам... Лучше бы было этого не делать! Те болезненные ощущения, что он испытывал до сих пор, были ничто по сравнению с этой новой, накатившей после попытки движения волной.

Понадобилось некоторое время, чтобы все пришло если не в норму, то хотя бы восстановилось на прежнем, терпимом уровне, к которому человек уже вроде как и попривыкнуть успел. И тогда, мучимый все теми же вопросами, он попытался осмотреться. Только на этот раз более осторожно.

Белые потолки... Белые стены, вдоль которых расставлены какие-то приборы непонятного назначения. И даже полы, кажется, тоже белые.

"Больница, – догадался лежащий. – И что я здесь делаю?" Ответ не приходил. И вообще мысли лениво ворочались в голове, растекаясь и расплываясь, совершенно не желая принимать четкую, завершенную форму.

Покосившись налево, сквозь мутную пелену, застилающую глаза, мужчина увидел собственную руку, к локтевому сгибу которой от хромированной стойки тянулись какие-то прозрачные шланги. "Капельница... Наверное, я вдруг заболел..."

Хотя... Почему это – "вдруг"?! Было что-то такое, из-за чего он и оказался на этой больничной койке. И это "что-то" было очень важным, значимым. Чем-то таким, чего он не имел права забывать.

Превозмогая боль и слабость, лежащий, собрав волю в кулак, попытался упорядочить свои размышления, разложить все, как говорится, "по полочкам". Возможно, это покажется странным, но ему это удалось. Пусть и не сразу, но – удалось!

Для начала он вспомнил, кто же он такой. "Лейтенант милиции Решетилов... Вова... Оперуполномоченный Управления уголовного розыска области..." Он даже не успел порадоваться собственному открытию, как сами собой в памяти стали всплывать картины недавних событий. Усталое лицо начальника, телефонные номера, одноклассница Лена Панкратова, только не "заширянная" до потери человеческого облика наркоманка, а совсем еще юная, веселая и жизнерадостная... Фотография того, кто предположительно лишил ее жизни... Фотография... Фотография!

Лежащий беспокойно заворочался в постели. Надо срочно позвонить! И никого, как назло, нет рядом. Не говоря уже о телефонном аппарате.

Облизнув пересыхающие губы, Решетилов негромким, каким-то каркающим хриплым голосом позвал:

– Сестра!.. Сестра!..

В конце концов, должны же быть в больнице сестры! Но на призыв больного никто не откликнулся.

И тогда он сделал практически невозможное. Не обращая внимание на боль, слабость и тошноту, Решетилов в несколько приемов, с большим трудом, но все же принял сидячее положение. Посидев несколько минут и собравшись с силами, молодой опер одним коротким движением вырвал иглу капельницы из вены. Не обращая внимания на струящуюся по руке кровь, встал. Его тут же повело, потащило куда-то в сторону, комната перед глазами закружилась, и он бы наверняка упал, не сумел бы удержаться на ногах. Повезло... Ищущие опоры руки наткнулись на прохладную стену.

Самым трудным был первый шаг. Ноги не хотели слушаться, не хотели нести тело, подгибались... Решетилов практически полз по стене реанимационной палаты, подбираясь к выходу. Сейчас он знал только одно – он должен позвонить. Любой ценой, но ДОЛЖЕН! И он упрямо двигался вперед...