Михаил Нестеров - В бою антракта не бывает

– Я хорошо себя чувствую. – Ирина покачала головой, отказываясь.

– Пей! Или ты пьешь воду, или жрешь свинец! – прикрикнул он на нее.

Ирина протянула руку и взяла стакан. С ней произошло столько всего, что этот последний, наверное, штрих показался ей более чем уместным.

Она неотрывно смотрела в отверстие пистолета и делала мелкие глотки, опять же ожидая смерти: внезапного онемения, резкой остановки сердца, которая своей стремительностью не уступила бы выпаду металлического листа, врезающегося в приоткрытый рот Сергея Каменева.

– Пей все, – лицо Страхова перекосилось в ухмылке. – Тебе будет холодно, будет казаться, что умираешь. Положись на меня. Я сумею вытащить тебя с того света. Не бойся, большую часть времени ты будешь спать. Садись в машину, мне не хочется лишний раз таскать тебя на руках.

Он проводил Ирину глазами и чуть слышно прошептал:

– Ну ладно, будем прощаться с этим краем.

Закрыв глаза, Страхов вобрал и надолго задержал в груди бодрящий морской воздух, набрал пригоршню воды, которая освежила его лицо и грудь.

Вроде бы все.

Страхов проверил, надежно ли он закрепил руль на катере, бросил прощальный взгляд на товарищей, надежно привязанных к башмачкам на корме; каждому заткнул за веревки по ружью. Климу Лозовскому досталось так полюбившееся ему индивидуальное «ижмашевское». Росомахе – серийное. Такое же непримечательное торчало между рук Славы Третилова. Семен Рыжов походил на циклопа – глаза закрыты, а в середине лба небольшое отверстие; смертельную рану, будто перекисью водорода, заботливо промыло море, и можно было различить в глубине ее жалкие мозги браконьера. «Ум так и прет наружу». Страхов поглубже натянул Семену головной убор на голову и вооружился топором. Катер уже пенил воду, выбрасывая в море отработанные газы на холостых оборотах, и Алексей, убрав настил и пробив днище, толкнул рукоятку реверса. Катер рвался вперед, его удерживала стропа, привязанная к мосткам. И вот, словно отправляя в далекое путешествие воздушный шар, Страхов перерубил веревку.

Светало. Но утро не спешило просыпаться, кутаясь в серых облаках и потягиваясь в невидимых глазу солнечных лучах. Катер шел в направлении восхода, минуя остров и отхлебывая из огромной чаши соленого моря. Напившись вволю, вздохнул носом побольше воздуха и погрузился в пучину, где его пассажиров поджидала соль, прожорливые рыбы и суетливый планктон.

Не только мертвых отправил Алексей в невозвратное путешествие: перерубая швартов, он встретился взглядом с Костей Романовым. Они могли бы на прощанье переброситься парой фраз:

В глазах агента ГРУ усмешка, ни тени страха, словно собирался он прокатиться до острова и обратно. Страхов позволил себе немного фантазии, отвечая на немые вопросы Романова. «Нет, я не такой, как ты. Ты – шут. Ты сам не знаешь, чего хочешь. Ты играл всю жизнь, а я ишачил. Ты убивал, играючи, а я казнил, вкалывая. Ты не агент, ты дерьмо собачье. Даже Валерка сказал, что ты – никто. Я думаю, он не обрадуется встрече с тобой».

От Страхова пахло бензином. Он перенес в дом все горючие материалы, что нашлись в сараях, и нервно чиркал зажигалкой.

– Давай! – бросил он самому себе и бросил подожженный факел в окно:

Окно проглотило брошенный ему, как кость собаке, факел и сыто отрыгнуло клубами огня и дыма. Вслед за домом полыхнули подожженные сараи, гостевой дом. На очереди стоящие близко к дому трактор «Беларусь» и «уазик».

Вот и место засады, а вот и сами машины. Страхов загнал микроавтобус охотников в кусты. Вышел из кабины, открыл боковую дверь и, низко согнувшись, пролез в салон. Подхватив Ирину, он перенес ее в салон вместительного джипа. Фыркнул двигатель, скрипнула под колесами мокрая от росы трава, и джип тронулся в путь.

А вот и развилка. Прямо – упрешься вскоре в Центральную усадьбу, направо – выезд на дорогу до Подольского, оставляя слева третий обход, а справа и позади зона Андрея Каменева.

Не доезжая Переяславки, Страхов вышел из машины.

– Не верится, – чуть слышно прошептал Алексей, – просто не верится, что я унес ноги. Приеду домой, выпью за упокой того парня.

В Переяславке он вышел на связь с Михеевым и доложил в стиле считалочки («На златом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной»):

– Дело сделано. Только я и она. Чужак кормит рыб. Ему помогают Клим, Семен, Василий, Росомаха... Возвращаюсь на базу.