Михаил Нестеров - В бою антракта не бывает

– Клим, с одной ты уже поговорил, может, хватит? – Последнее слово Селянин произнес неуверенно, понимая, что остановить эту почти двухметровую машину бесполезно. Он и слушать ничего не станет. А за назойливость отшибет печень. Как и жене лесника. Которая в отличие от свояченицы не грубила, вела себя благоразумно. Лишь отвела его руку от своей груди. За что и получила по печени. Тело ее дернулось, и она обмякла, привязанная одной рукой к балке сарая. Незачем было бить ее вторично, но Клим снова обрушил свой кулак ей под ребра.

Маринка сорвалась с места. А Лозовский вскинул ружье и вздыбил перед беглянкой землю. Потом в два прыжка настиг ее и поволок в дом.

– Кусайся, кусайся! – На его лице сиял восторг, словно острые зубы, впившиеся в руку, ласкали его.

Будто засекая время, Селянин посмотрел на наручные часы. Первый «заход» Клима длился недолго, минут двадцать.

– Какого хрена ты стрелял?! – Рыжов кипел от злобы, с берега обрушившись на Росомаху. Ему издевательски вторил смех лесника. – Какого черта, я спрашиваю?!

– Мне показалось...

– Меня за барана не принимай. – Рыжов демонстративно обнажил голову и провел рукой по редкой шевелюре. – Рогов у меня нет. – Он опустился на камень и злобно взглянул на майора.

– Твари! – сквозь зубы процедил Страхов. – Они издеваются над нами. Эта порнозвезда мстит мне.

– Хлебни из фляги, майор, – посоветовал Семен.

– Ты обещал покончить с ними за два часа, – огрызнулся Алексей. – Не вижу результата.

Рыжов кивнул на убитое животное.

– Считай, мы пристреливались.

– Если тебя попросить покрасить окна, можно засомневаться, покрасишь ли ты рамы.

Рыжов хмыкнул.

А вообще своим выстрелом он остался доволен. Он влет, с пятидесяти метров всадил пулю барану точно под ухо. А Слава Третилов, чей выстрел прозвучал секундой позже, попал барану в грудь. И тот и другой видели, в кого стреляют, но спустили курки рефлекторно.

– А если б я прятался в том месте? – спросил Рыжов. И сам же ответил: – Получил бы приличную дозу дроби номер ноль.

«Этот недоумок даже не обнаружил меня, хотя смотрел, ак сыч, из лодки, прямо в глаза».

– Ставлю себе отлично за маскировку, – закончил Семен, вставая. – Все равно они наши. Они рядом, и мы их выследим.

– Семен, уже темнеет, – напомнил майор. – Только не говори, что ночью ты видишь лучше, чем днем.

«Бросай, бросай ты все это к чертовой матери!» – уговаривал себя Алексей Страхов. Представься такая возможность, он вступил бы без промедления с беглецами в переговоры и принял бы их условия. Хотя бы для того, чтобы они не водили бригаду охотников за нос. По всему острову. Как собака, поводырь своего слепого хозяина.

«А куда я иду? За кем я иду? И где глаза генерала Михеева? Самое время посмотреть в них и спросить: «Ну и кого ты нанял?»

– Они повторят попытку захватить катер.

Алексей едва не налетел на Рыжова, который неожиданно остановился.

– Разве ты еще не убедился, что они не дураки? И не останавливайся так резко – от неожиданности могу спустить курки. Они не клюнут на жеванную приманку. А если тебя беспокоит эта мысль, нужно отослать Росомаху на материк, и одной проблемой будет меньше. Когда нам понадобится лодка, мы вызовем Росомаху по рации.

– Хорошая мысль, – одобрил Семен, – но мы лишим себя стратегически важного места, единственного, куда стремятся беглецы – к стоянке, к лодке. Без этого поиски затянутся. Скопируем с них: растянемся цепочкой, затем берегом будем выходить к лодке. Уже темно.

– Я готов пустить катер ко дну, лишь бы ничего не слышать о нем. Диверсанты-дезертиры! Я не удивлюсь, если узнаю, что эта секс-гадина входит в состав спецотряда. Или банды на худой конец.

– Она находится в режиме стресса, – пояснил Рыжов, – у нее обострились нервы, умственные способности.

– Вот и я немного послушаю тебя и тоже войду в стресс. – Майор простер руки, словно хотел обхватить не только весь остров, но и заповедник целиком. – Я в сотый раз себя спрашиваю: зачем я здесь? Я, как кролик, взглянул в глаза удава и – пошел! Клянусь, вот только сейчас понял, чего натворил.

– И каешься?

– И каюсь, – горячо подтвердил Страхов. – Нет, я не пожалею об убитых охотниках, о помощнике лесника, я каюсь вообще. Вообще, Семен, понимаешь? Глобально. За всю свою жизнь. Как было хорошо в старые добрые советские времена, когда поезда опаздывали, и никто на рельсы грудью не ложился, касками по мостовой не стучал. Кажется, Золя сказал, что шахтеры – черви. Он предсказывал: когда-нибудь они выберутся из подземелья. Все, сбылось пророчество писателя. И наказало меня время перемен: не сливай – допьем, не туши – докурим.