Михаил Нестеров - Один в поле воин

– Думаю, рисковать не стоит, – возразила Архипова, – они приедут в любом случае: останется Михаил в офисе или поедет в Юрьев. Только не появляйся в кафе раньше времени. Займи самый дальний столик от дороги.

С Ириной они три дня назад уже прорабатывали вопрос, где обычно происходят встречи Олега с полковником. Шустов упомянул кафе "Огонек", еще два места, в том числе лесоторговую базу.

Они разрабатывали два варианта возможных действий полковника, делая упор на последний, при котором Рожнов в качестве жертвы выберет именно Олега, а не следователя прокуратуры. Так что пока ничего неожиданного не происходило.

– Начинается, – проворчал Маргелов, глядя на "гангстера", убирающего сотовый в карман. На всякий случай отработал очередной наказ прокурора, отмазывая его: – Сегодня снова получил втык от шефа: кто, мол, этот тип, который постоянно торчит то у тебя в кабинете, то у парадного прокуратуры? Не знаю, говорю, не видел. Старик сорвался: "Ты это бросай, на хрен!" Лишь бы облаять незаслуженно, – вздохнул Маргелов.

И просидел с "гангстером" до вечера.

Ширяева набрала рабочий номер телефона Маргелова. Василий снял трубку сразу же, будто ожидал звонка в нетерпении. Однако голос его показался судье злым. Он буквально пролаял:

– Да! Маргелов!

– Привет, Василь. Забеги на минутку. Я тут...

– Забегу попозже, – прервал следователь. – Сейчас мне некогда. По телефону можешь сказать, что у тебя?

– Не могу. А дело срочное, Вася.

В разговоре возникла пауза. Валентине показалось, что Маргелов, прикрыв трубку, с кем-то разговаривает. Наконец он бросил, что скоро придет.

Судья, поджидая следователя, подошла к окну.

"...Их было по крайней мере двое".

"Это я, Валентина Петровна, Сергей Белоногов. Извините, что так поздно". Она снимает цепочку, открывает замок, дверь. Его рука в медицинской перчатке указывает за спину: "Я не один, со мной друг".

Через несколько минут, думала судья, и мой друг Маргелов узнает имя убийцы. И пусть только попробует отказать ей! Она сама будет брать Белоногова. Если раньше ее удовлетворил бы труп в мусорном баке, то теперь ей необходимо посмотреть в глаза убийце: "И ты, тварь, спрашивал, плакал ли Илья, когда его обижали дети?"

На ее глаза снова навернулись слезы.

Маргелов с ходу направился в спальню. Закрыв за Валентиной дверь, сунул руки в карманы. Несмотря ни на что, ей была небезразлична реакция следователя. Возможно, он усмехнется: она общалась с убийцей, буквально потребовала с него денег, чтобы отыскать и наказать этого самого убийцу. Она ожидала чего угодно, но только не абсолютного безучастия на лице Маргелова, словно для него это не стало новостью.

Не стало новостью...

Вот в чем дело.

Валентина горько усмехнулась.

– Откуда ты узнал? И как давно? – повысила она голос. – И почему ни мычишь ни телишься? Боишься? Как тогда, когда умолчал про Курлычкина во время похорон?

Василию было невыносимо жаль эту женщину с нездоровым блеском глаз, в которых блестели слезы. Ее день за днем убивали воспоминания, и вот теперь готовы были прикончить совсем. И он поступил так, как надо, прикрикнув на нее, словно влепил оплеуху:

– Ты закончила орать? Теперь послушай ответы. Я узнал, потому что работаю над этим делом. Вместе с Волковым. Если бы не Старик, не его хитроумная комбинация, ждали бы просветления твоих мозгов. Как мне надоело собачиться с тобой!

Маргелов помолчал и продолжил, смягчив голос:

– Мы работаем, Валя. Сейчас у меня в кабинете сидит человек, казенный человек, большего сказать не могу. Вместе мы провели неплохую оперативную работу, и сегодня в половине одиннадцатого в кафе "Огонек" он будет ждать пули в затылок. Теперь спроси, от кого? Точно, от Белоногова, профессионального убийцы. Также спроси, боится ли мой гость, боюсь ли я. Э-эх... – Василий махнул рукой.

Ширяева присела рядом, тронула его за плечо и неожиданно обняла:

– Извини, друг мой Василь...

– Да ладно, все нормально.

Он понимал Валентину, в какой-то степени упреки в его адрес прозвучали справедливо, особенно последний, касающийся Курлычкина, явившегося в день похорон насладиться делом рук своих. Однако он уже объяснял свою позицию, незачем повторяться. И все же сейчас почувствовал обиду. Из гордости или еще по какой-то причине ему и не хотелось говорить судье о напряженной работе, которая в последние дни стала рискованной, о бессонных ночах и прочих "прелестях". Просто однажды он сам предложит: "Валя, выпьем водочки у меня на даче? А что, врать жене я научился. Она верит лжи, но в штыки принимает правду. Так что..." Вот тогда захмелевший Василий и бросит коротенький упрек в адрес судьи, и она примет его. А он быстренько сменит тему и заговорит о ее бывших коллегах, мантиях-безрукавках и прочей бредятине.