Михаил Нестеров - Директива – уничтожить

– Все, генерал, – проговорил он в ухо Дробову, – остальные твои.

Возня в коридоре продолжилась. И тут же послышались разрозненные стандартные выкрики:

– Брось оружие! На пол! Руки за голову!

Прострекотала автоматная очередь, ее перекрыла другая.

«Они все же решились на штурм».

Вот и все. Антон внезапно похолодел. Руку на горле Дробова свело судорогой. Он держал генерала мертвой хваткой. Непослушным, внезапно одеревеневшим пальцем он потянул курок; щелкнуло шептало…

Кто-то позвал его из коридора:

– Антон! Не стреляй! Я подполковник Рябов.

Эта фамилия стала для Никишина освежающим потоком. Но освобождение еще не пришло; солдат даже не понимал, что его сковывает. Палец на спусковом крючке дрогнул, в голове тут же возникли сомнения, их не могли опровергнуть слова человека, который смело приближался к двери.

– Антон, дай нам сделать свое дело, пропусти людей. Я подполковник Рябов. Пропусти людей.

Они не могли так быстро приехать, ведь он только двадцать минут назад смог связаться с Береговым… Нет, не могли. Однако сейчас Антон не выкрикивал предупредительных слов. У него осталось всего два патрона, и он ждал подходившего человека.

– Не стреляй, Антон. Пропусти людей. Ближе чем на пять метров к тебе никто не приблизится. Даю слово.

Рябов вошел и посторонился. Взгляд у него был странным. Антону казалось, что тот смотрит и на него, и на Дробова, а заодно осматривает помещение. Он не был похож на военного, его внешность скорее подошла бы учителю.

В комнату ворвались пять человек, одетых в черные штурмовые костюмы. Двое десантников приняли положение для стрельбы с колена, остальные под их прикрытием тут же склонились над телохранителем и Кочетковым. Звякнули наручники. В коридоре продолжалось интенсивное движение.

Два спецназовца продолжали держать Антона под прицелом. Они не произнесли ни звука, держали его на мушке и молчали.

Человек в гражданской одежде сделал шаг. Теперь его взгляд был более осмысленным: он переводил его с лица Антона на Дробова и обратно.

– Подполковник Рябов, – представился он. – Михаил Анатольевич. Отпусти его, Антон. Ну? Отпусти его.

Антон вдруг почувствовал, как радостно затрепетало тело Дробова. Рябов, если гуманно предположить, что он спасал Антона, давал пусть призрачный, но все-таки шанс генералу. И тот понимал это. Антон видел, как в теле Дробова снова забурлила жизнь, она кричала, трепеща каждой клеткой.

– Брось пистолет, Антон. – Рябов подошел еще на шаг.

Антон не знал, смотрит ли сейчас Дробов на подполковника, но чувствовал что да, смотрит. По идее радоваться должен был Антон, а выходило наоборот. Сейчас он отпустит Дробова, и все. Никогда не узнает Антон, что стало с ним, каким воздухом он будет дышать: мадридским, сочинским, холодным воздухом Мангышлака или более трепетным – могильным. Не узнает никогда.

– Антон, все кончилось, брось пистолет.

Перед глазами из могилы встал капитан Романов, но выглядел он свежим, улыбающимся, с чуть ироничными глазами.

«Ты даже не представляешь, сколько мне дало общение с тобой. Я что-то вспоминаю, Антон, что-то придумываю сам, мне это дорого. И если однажды ты придешь ко мне и скажешь: «Я понял эту существенную деталь – это та вещь, которую ты мне предложил, эта вещь противоестественна, она многое объясняет», то я, несмотря ни на что… Мне хочется, чтобы ты удивил меня».

Антон проглотил ком, подступивший к горлу и… отвел ствол от затылка Дробова.

– Хорошо, Антон, молодец, – подбодрил его Рябов.

Генерал слегка повел затекшей шеей и облегченно выдохнул. Отпусти его, и он бросится на шею подполковнику.

«Вы все живете на измене, питаетесь ею».

– Брось пистолет, Антон. – Рябов смотрел ему в глаза. – Брось, ну? Все позади. Береговому передали твое сообщение, и вот мы здесь. Все нормально, брось пистолет.

Антон вспомнил другого Романова, умирающего, с кровавой пеной у рта. Он показывает большой палец: «Молодец, Антон», и кладет руку ему на плечо. Потом конец. В глубине зрачков хлопнули две тяжеленные двери. Голова Романова упала на грудь.

Антон разжал пальцы, и пистолет упал на пол.

– Хорошо. Отпусти его.

Перед глазами оставалась квартира капитана Российской Армии, командира разведроты: пожелтевшая известка на потолке, обои в коридоре и на кухне засалены, протерты, нельзя даже различить их бывший орнамент. Полы давно не крашены, шпаклевка на стыках досок отлетела. В атмосфере комнат витает дух частого пьянства.