Лев Пучков - Тигр в камуфляже («Блокпост»)

В хибаре между тем происходила очередная ежедневная гнусность.

«Индейцы», курнув по обычаю после обеда анаши хором пользовали Жюльена, третьего пленника. Послушав некоторое время звуковое сопровождение процесса Иван сплюнул и перестал раскрашивать френч Вождя — настроение пропало. Подобрав неподъемную цепь кандалов, потащился к мангалу — помочь Антуану выбирать угли.

Жюльен, переводчик компании, в вопросах секса оказался подвержен творческому дуализму и предельной раскованности. Совмещая в холеном теле чувственность женщины и физиологию мужчины, этот зрелый француз, пресытясь утехами обычного секса, не прочь был вкусить любви однополой — дабы пополнить коллекцию ощущений… По крайней мере, так он пытался объяснить причину своего поведения Ивану, жалуясь по ночам на судьбу-злодейку, и просил не презирать его за грехопадение.

— Может, у вас и так это называется, — не соглашался Иван. — А у нас это называется просто — педерастия. Ну да ты не переживай, пидер — он тоже человек. Только ведь пока освободят, они тебя задолбают вусмерть. Ежели каждый день будут в шесть смычков понужать…

В принципе Жюльену можно было и посочувствовать — он впервые угодил в такую ситуацию и даже отдаленно не представлял себе, что за типы эти самые «индейцы». Вот и пал жертвой собственной неосведомленности в первый же день пребывания в плену.

Тогда к ним зашел красавчик Махмуд — долговязый волоокий мужлан, с благородным носом и роскошной шевелюрой. Он был младшим братом главаря банды и командовал охранниками. Усевшись на нары между французами, Махмуд приобнял их за плечи и начал ласково склонять к разврату, обещая за это хорошую еду и свою благосклонность.

Молоденький Антуан, водитель компании, по-русски не понимал ни слова. Он настороженно хлопал глазами, следя за непристойными жестами долговязого горца, и периодически сбрасывал его лапу со своего плеча. Зато Жюльен моментально дал себя охмурить — начал жеманно похихикивать и намекать совратителю, что неплохо было бы побрызгаться дезодорантом, а уже потом в гости идти…

«Ох ты, педрила! — подумал тогда Иван. — А я-то гляжу — весь из себя гладкий такой, холеный, цветастый платочек на шее, блин… Вот ведь угораздило в компанию с лидером попасть!»

— Слышь, мальчик, отвали-ка со своими пидерскими приколами, — сурово заявил Иван после того, как Махмуд, беседуя с Жюльеном и вроде бы шутя, ущипнул Антуана за задницу и тот, покраснев, как рак, начал озираться по сторонам в поисках какого-нибудь тяжелого предмета для защиты мужиковского достоинства. — А то скажу Артуру — огребешься пиз…лями по самые уши. Вали давай!

— Тывой нэ трогаит — сидет, малчат, бляд! — возмутился совратитель. — Я его насиловат нэ будит — сам хочит, значит, дает. Нэ хочит — ладна… — И тут же утащил Жюльена на улицу — подальше от бдительного ока сурового блюстителя нравов.

Слияние двух лун состоялось буквально через минуту — в небольшом вагончике, где жила охрана. Жюльен вручил Махмуду последний оставшийся у него презерватив, посоветовал воспользоваться вазелином и потребовал, чтобы совратитель как можно быстрее обзавелся необходимыми средствами контрацепции специальных кондиций — как раз для таких случаев. Махмуд за неимением вазелина воспользовался мылом, а презерватив проигнорировал, несмотря на отчаянные протесты второй половины тандема. По окончании процесса он торжественно объявил:

— Тэпэр ти — общаковий пидер. Всэ будит ибат и в рот дават… — и тут же позвал остальных «индейцев». Ловкие ребята умело взнуздали отчаянно сопротивлявшегося француза, отжарили его в хоровом исполнении, а презерватив, как это принято у таких типов, надули, разрисовали единственной обнаружившейся ручкой и повесили у входа.

Теперь они каждый день развлекались с Жюльеном после обеда — заходили в хибару пленников, раскладывали несчастного на нарах и пользовали вшестером, нимало не смущаясь его явным нежеланием участвовать в процедуре подобного рода. К страданиям физического плана (в последнее время у Жюльена сильно болел задний проход, воспалившийся ввиду частой и не совсем правильной эксплуатации) присовокуплялись муки душевные: во-первых, он страшно переживал, что по собственной оплошности попал в такое унизительное положение, во-вторых, ужасно боялся СПИДа…

— Раньше надо было думать, — сурово обрывал его Иван всякий раз, как только тот начинал жаловаться на судьбу. — А то жопой думаете, а потом хнычете! Дуализм, бля! Чувственность, мать твою так! — А красавчика Махмуда, с явным неравнодушием взиравшего на юного Антуана, сурово предупредил: