Резванов усмехнулся.
— Ты как был идеалистом, так и остался. Да, конечно, взять готовую команду проще, но кто её даст? Все спецы кому-то подчинены. Начни их выпрашивать, не оберешься вопросов: кого, куда, зачем, почему? Потом подсунут тебе таких, которые меньше всего подходят для дела. Не мне тебе объяснять…
— Короче, предлагаешь снова надеть форму и взяться за автомат? А я, между прочим, отдал своим близким распоряжение, когда будут хоронить, то пусть делают это где и как угодно. Однако есть два условия — без креста, без попа и ни в коем случае не надевать на меня военную форму. Теперь ты вдруг предлагаешь мне обрядиться в неё живому.
— Форма, дорогой, это в первую очередь знаки различия — погоны, нашивки, награды… Надевать её от тебя никто не потребует. А камуфляж, он нейтрален. Сегодня в нем даже бомжи расхаживают.
— Спасибо, утешил. Особенно с бомжами.
Сказать, что Полуяна не заинтриговал приезд Резванова, а уж тем более его загадочный намек на возможное предложение дела, значило бы покривить душой. О, конечно, смирился бы с тем, если Резванов уехал, не сообщив ему всего, что мог, но осадок неудовлетворенности остался в душе надолго. Короче, его колебания походили на сомнения девственницы, которой очень хочется чего-то попробовать, но ей страшновато потерять невинность. Проницательный Резванов сумел заметить, что Полуян не ушел в глухую защиту, а лишь принял оборонительную стойку.
— Ладно, спорить не стану. Сперва выслушай. Тебе о чем-нибудь говорить фамилия Дага Берсаев?
— Если ты имеешь в виду того, который готовил диверсию в Ковыльную то да.
— Он самый.
— Есть шанс встретиться.
— Забавно, — с усмешкой сказал Полуян.
— Но в прицеле все же не Дага. Это шейх Абу Бакр.
— Поднимаю руки: не слыхал.
— Вот мы и приехали тебя с ним познакомить.
— Вы своего добились. Заинтриговали.
Человеку сугубо мирной профессии и душевного склада бывает трудно понять психологию того, кто желает добровольно попасть на войну. Но внутренний склад профессиональных военных таков, что в определенные моменты жизни они испытывают свою боевую невостребованность, которая усиливает тягу к риску и обостряет желание испытать себя в условиях, связанных с преодолением опасности.
Отделившись от животного мира, человек сохранил в себе страсть к охоте. А охота, как и война, всегда была и будет связана с убийством, пролитием крови.
Респектабельные господа, в избранном обществе носящие фраки, крахмальные воротнички и галстуки-бабочки, тратят огромные деньги, чтобы на африканском сафари завалить выстрелом носорога, бегемота или слона только для того, чтобы пощекотать нервы опасностью, ощутить в крови прилив адреналина.
Более культурно и замаскировано свою страсть к охоте и убийству обставляют стрелки-спортсмены. Но и они свои дипломы и медали мастеров меткого выстрела воспринимают как свидетельства об умении при нужде кого-то убить одним метким выстрелом. Вспомним, кто из нас, овладевая оружием, не стрелял по мишеням, которые изображают то голову человека, то его погрудную фигуру. Вызывало ли это у кого-то протест или неприятные чувства?
Полуян многому научился в морской пехоте. Служба выдубила ему кожу, приучила не падать духом в безвыходных обстоятельствах, стойко без нытья переносить голод, холод, усталость. Обучая морпехов трудному искусству выживать в экстремальных условиях, Полуян в первую очередь заставлял подчиненных ходить на пределе возможности и сил. Он раз за разом твердил: «нестоящий мужчина должен идти, пока не обессилит и не упадет. После этого он обязан встать и пройти ещё столько, сколько уже прошел».
Еще два необходимых элемента боевого мастерства, которыми, как считал Полуян, необходимо было обладать бойцу, включали стрельбу и рукопашный бой.
Сам он обладал всеми необходимыми навыками. К нему в батальон не раз приходили служить патентованные каратисты и дзюдоисты, зарабатывавшие на соревнованиях пояса разных цветов и даны мастеров, а потому считавшие себя крутыми ребятами. Но он вызывал их на схватку и, не ожидая, когда на нем продемонстрируют какой-то хитрый прием, валил соперников одним точным ударом.
Он долго смеялся, когда впервые увидел фильм, в котором «Крутой Уокер» разбрасывал противников, получал удары и наносил ответные, обходясь без синяков и не позволяя сбиться на сторону модному галстуку. Киношная драматургия требует многократного повторения драк. В жизни иначе. Если Полуян доставал противника, то с одного удара ломал ему кости, выбивал сознание.
Читать дальше