Александр Щелоков - Чеченский разлом

Повседневность упростила формулу привествия и ответа на него. Достаточно сказать «Ас-салам алейум», — «Мир вам», чтобы получить ответ: «Ва алейкум ас-салам» — «И вам мир».

Дауд, услыхав слово мир из уст человека, который имел автомат, заметил не без остроумия, что им обоим в конкретной обстановке для взаимного приветствия куда больше подошло бы слово война.

Резванов уже пересчитал боевиков. Их было тринадцать. Одиннадцать вместе с командиром стояли за кузовом «Урала», водитель топтался возле кабины слева и ногой обстукивал колесо, а последний отошел в сторону к кустам, чтобы справить нужду.

— Кого вы ждете? — спросил Резванов и остановился так, чтобы видеть свой джип.

Оттуда один за другим оттуда на дорогу выбрались четверо. Все бородатые, неопрятные, в камуфляже, бронежилетах с подсумками, полными гранат.

Командир боевиков не ответил на вопрос. Он посмотрел на появившихся из джипа людей и спросил:

— Вы куда и откуда?

Резванов уловил в голосе собеседника подозрительность, а в глазах настороженность. Ответил спокойно:

— Служба шариатской безопасности. Вот мое удостоверение.

Он сделал рукой движение, показав что собирается достать документы из кармана. Но вместо этого повернул автомат и нажал на спуск.

«Узи» захлебнулся в безудержном треске.

Пули, попавшие в грудь Арсанукаева, отшвырнули его под задние колеса «Урала». Автомат, не смолкая ни на миг, поливал свинцом стоявших за кузовом боевиков.

Едва Резванов открыл огонь, Полуян побежал вдоль левого борта «Урала», направляясь к водителю. Тот был безоружен, но мгновенно среагировал на стрельбу. Ловко подпрыгнув, он попытался вскочить в кабину, когда пуля ударила ему в спину.

Водитель широко взмахнул руками, словно старался удержаться за воздух, и упал на спину.

Помогая Резванову, Ярощук и Бритвин направили оружие на основную группу боевиков.

Таран в два выстрела поразил бородатого моджахеда, выскочившего из кустов, но ещё не успевшего поддернуть штаны.

Это не было боем. Это было расправой. Те, кто ещё несколько минут назад были живыми, теперь лежали в маслянистых лужах крови, бездыханные и неподвижные.

Это была война — безжалостная, кровавая, в которой один закон, одно правило: либо я, либо ты меня.

Гуманизм — прекрасная тема для обсуждения в залах законодательных собраний, в кругу умных собеседников, осуждающих жестокость и защищающих человеколюбие. Два собеседника, направившие друг на друга оружие, чаще всего решают спор языком огня.

Полуян стоял над холодеющими телами боевиков и отдавал распоряжения. Он не думал, даже не позволял себе размышлять о происшедшем. Он не пытался давать случившемуся моральных оценок. Он знал одно — в боевом отношении операция удалась.

Он знал, что террорист Хаттаб, который в девяносто шестом году сумел заманить в огневой мешок в ущелье Аргуна между Дачу-Борзоем и Ярышмардами батальон мотострелков и превратил его в кровавое месиво, ни минуты не мучился сожалениями. Война есть война. Идешь с оружием, значит умей его применять. Не умеешь стрелять первым — поднимай белый флаг или падай в лужу собственной крови.

Полуян знал, куда вел людей и чем им грозила минутная нерешительность. Знал и поступал так, как повелевала логика боя — он стрелял на поражение первым.

Кузов «Урала» был забит рухлядью, в которой команда Полуяна отказывала себе: спальные мешки, изрядно засаленные и потертые; большой казан с боками, покрытыми сажей; большой куль мелкой картошки, ящики с банками говяжьей тушенки и «Кока-Колы»; несколько связок репчатого лука и боеприпасы, Именно этого добра оказалось слишком много: несколько запаянных цинковых упаковок с автоматными патронами, два ящика гранат и отдельно от них коробки со взрывателями; длинные зеленые контейнеры с ручными гранатометами и десятка два противопехотных мин.

К Полуяну подошел Ярощук, держа в руках стопку собранных у боевиков документов. Протянул полиэтиленовый пакет с какими-то бумагами.

— Взгляни.

Полуян взял пакет. Достал из него иностранный паспорт. Открыл. С фотографии на него глянуло лицо Дауда Арсанукаева. Документ, судя по надписям, которые скрепляли официальные печати, принадлежал гражданину Турции Исмаилу Гюпгюпоглу, 1953 года рождения, уроженцу города Измира. Вместе с паспортом хранился оплаченный авиационный билет с открытой датой. Судя по нему, турецкий подданный Гюпгюпоглу в любое время имел возможность вылететь из Тбилиси в Анкару.