Борис Бабкин - Кровь на золоте

— Твоя Африка не в Сибири расположение имеет? — серьезно спросила тетя Груша. — Еще и номерной литер есть. — Она укоризненно покачала головой. — Про тебя же, бандитская рожа, даже в газетах писано. Дочка, Дашка, приезжает с городу и говорит: про Лешку Иванова в газете писано. Что ж ты мне брехать-то стал? — укорила она красного от смущения Белого.

— Кому же охота говорить, что в тюрьме сидел? — пробормотал он.

— Оно, конечно, верно, — рассудила тетя Груша. — Пойдем, морячок. — Кряхтя, взялась за поясницу и двинулась к дому. — Накормлю тебя, горемычного. А то ведь в морях-океанах совсем небось не кормили? Харя-то у тебя гладкая.

— Так я уж год скоро будет, как вышел. Подняв чемодан, Алексей шагнул следом.

— На вид ты мужик справный. Счас чем занимаешься? Чай, воруешь? Или в мафию вступил? Тама ведь все бандюги околачиваются.

— Я вольный казак, — захохотал Белый, — и никому на верность не присягал. А Даша где сейчас?

— Так в городе, — поднимаясь на крыльцо, ответила она. — С Магадану уехала вслед за твоими. Ника, как учительницей стала, зараз с Колымы сбегла. И матерь твоя тоже. Они, бывало, писали мне. Из деревни, где мать Зинкина жила. Ведь она три года назад померла. Да и Зинка вроде как плохая.

— Что с ней? — быстро спросил Белый.

— Так, наверное, на нервах жила баба, — снимая чугунок и ставя его на стол, сказала тетя Груша. — Ты же супостат еще тот. Думаешь, легко матери про сына-бандита в газетах читать? Чай, не в космос полетел, а в тюрьму отправился… — Продолжая ворчать, налила в глубокую тарелку щей. Отрезала два куска хлеба. — Вот сметана. — Достала поллитровую банку. — И горчица есть. А хочешь, хрену дам. Крепкий, зараза.

— Что же Даша тебе огород копать не приехала? — Алексей взял ложку.

— Сын у нее заболел. С мужиком-то она разошлась почти сразу, как сын народился. Помнишь, наверное, Костю? Вот за него Даша и пошла. Говорила я ей, дурехе: намучаешься. Так нет… — Она махнула рукой.

Белый, не слушая, с удовольствием ел вкусные щи.

— Уф, — положив ложку, выдохнул он, — давно такой вкуснятины не едал, спасибо.

— Может, еще? — явно довольная похвалой, предложила старуха.

— Можно, — засмеялся Белый.

— Далеко ль путь держишь?

— Да, наверное, к матери заеду. — Он взял ложку. — Вот тебе с огородом помогу и туда.

— Правильно, — обрадовалась тетя Груша. — А то одной, ой, как несподручно. Годы не те, ранее, 6ывало…

— Ты это… — нерешительно начал он. — Ну, короче, — уже раздраженно произнес, потому что не знал, как сказать, не вызывая подозрений, — не говори никому, что я в тюрьме сидел. А то мало ли что. Какой-нибудь чертило магазин подломит, участковый меня возьмет в оборот.

— Да что ты, — махнула она рукой. — Конечно, не скажу. Говорить буду, что племянник с Севера приехал. Тута все знают, что Дашка на Севере была. Да и я тоже. Но я раньше съехала. Ведь старше твоей матери на восемь годов.

— Они пишут вам? — быстро работая ложкой, спросил Белый.

— Дашке пишут, — сказала тетя Груша. — Она и твои письма мне читала. Я в газетах еще могу читать, и то с трудом. Очки новые надобно. А пенсию не платят. Хорошо, огород большой. Да еще корову пополам с соседями держим. То есть она моя, — объяснила тетя Груша, — а стоит у них. Мне дают по пять литров молока, ну и сметану, что соседка делает, пополам. Сена с двух усадеб хватает.

— Мать давно заболела? — спросил Белый.

— Да ты никак и не знаешь, — всплеснула она Руками. — Ну, конечно, ты же не писал им. И мне пе велел. Я молчала про тебя.

— …Скорей бы каникулы, — вздохнула Ника. — Надоело все. Еще в институт ехать. — Порывисто сунув в пакет тетради, снова вздохнула. — Даже не знаю, как маму оставлю. И ехать надо. Еще два года. Может, зря я на заочное поступила? — Она посмотрела на Анатолия. — Ведь все равно из деревни теперь никуда не уеду. Думала, получу диплом, и прощай, сельская школа, — иронически улыбнулась Ника. — Наверное, я давно уехала бы куда-нибудь. Или челноком бы стала. А здесь си…

— А как же я? — тихо спросил Анатолий. — Ведь люблю я тебя. Выходи за меня, — видимо, не в первый раз сказал Толик. — Дом у меня хороший, бабка оставила. Ваш продадим. Сейчас покупатель быстро найдется. Здесь же, видишь, сколько летом дачников или черт знает, как их назвать. Из Москвы, из Питера приезжают. Мать, конечно, с собой возьмем. Прокормимся. Два огорода. Свиней купим. Да и платить начнут когда-нибудь, — хмуро закончил он,

— Толька, Толька, — горько улыбнулась Ника. — Не смогу я огородами да свиньями жить. И так, посмотри, на что руки стали похожи. — Вздохнув, покачала головой. — Парень ты хороший. Нравишься мне. Наверное, даже люблю я тебя. Но сам подумай: как мы жить будем? На что? Свадьбу справить — и то, самое малое, миллиона три надо. Это еще очень скромно. К тому же мама больна. Я вот не знаю, что с институтом делать.