Борис Бабкин - Мы не мафия, мы хуже

— Сначала — да, — согласился Кардинал. — Но теперь кумир молодых — доллар. И чем их больше, тем авторитетней тот, кто эти доллары дает.

— Я приехал по поручению отца, — сказал Лев. — Он просил узнать как можно больше о вашей каторге. Кто работает в охране, кто каторжане, как удается…

— Минуточку, Лева, — рассмеялся Кардинал. — Я знаю, что такое здесь есть. А как и что, это вопросы местному руководству. А почему Карла Игоревича это интересует? Меня он ни разу не спрашивал. Я бы узнал все подробнее и доложил ему.

— Отец просил меня разузнать, потому что я хочу устроить подобное в Кировской области.

— Не получится. Во-первых, там полно настоящих лагерей. Во-вторых, в населенном пункте можно содержать даже большое количество людей незаметно для окружающих. Например, в подземном гараже. И работать они должны там же. Если же ты построишь что-то в лесу, очень скоро твое поселение будет обнаружено. Так что оставь эту идею. Я не понимаю, как Карл 124 Игоревич решился на такое.

— Я же сказал, — немного раздраженно проговорил Лев, — это хочу сделать я.

— Понятно, — усмехнулся Кардинал. — Хочешь доказать отцу, что тоже что-то можешь.

— Да! — вспылил Лев. — Хочу! Потому что надоело быть просто сыном великого всемогущего Карла. Знаешь, — вздохнул он, — когда мы начинали с Семеновым, я чувствовал себя человеком. Потому что делал все сам. Конечно, от бандитов меня защищал отец, но в остальном я был независим. Сейчас я чертовски завидую Семенову. Он добился в жизни многого, сам, без всякой помощи. Вот…

— Осади лошадей, Левушка, — насмешливо прервал его Кардинал. — Каждый из нас делает то, что умеет, потому что мы организация. Понимаешь? Над нами только Бог и смерть, которая ожидает всех. Твой отец — голова, которая нужна любой компании.

— Но посмотреть на вашу каторгу, — вздохнул Лев, — я могу?

— Знаешь, — натягивая на голову черную шапочку-маску с прорезями для глаз, сказала Светлана крепкой рыжеволосой женщине в камуфляже, — я, кажется, поймала удачу за хвост.

— Ты про Пряхина?

— Да, я провела замечательную ночь. Он сильный, нежный мужчина и очень щедр, что тоже немаловажно. — Она рассмеялась. Рыжеволосая изумилась:

— Вот уж не подумала бы. Сухарь сухарем. Правда, пару раз я замечала, что он смотрит как-то не так. Ну, не как на сотрудника, а как на женщину. Ты не против, если я тоже…

— Конечно, против. Даже не пытайся, Катюха. А то…

— Господи, — рассмеялась Екатерина. — Да ты никак меня напугать хочешь?

— Вы долго еще? — заглянул в раздевалку плотный мужчина в маске. — Пора смену принимать.

— Идем. — Светлана шагнула к двери.

Четверо мужчин, обросших щетиной, грязных, в порванной одежде, хрипло дыша, поднимали в кузов «КамАЗа» двойные блоки. Один из них, едва положили блок, схватился руками за грудь и, протяжно застонав, медленно опустился на кучу гальки.

— Эй! — подскочил к нему один из стоявших в стороне надсмотрщиков. — Чего улегся? Подъем! — Он несильно хлопнул его дубинкой по плечу.

— Сердце, — промычал мужчина. Даже сквозь грязь было видно, как побледнело его исхудавшее лицо.

— Я сказал, вставай, — пнул его надсмотрщик. Тот ткнулся головой в землю у его ног. Присев, охранник проверил пульс. Потом приложил два пальца к сонной артерии.

— Готов, — поднимаясь, кивнул он.

— Продолжайте работать! — зычно крикнул появившийся на. помосте человек в черной, облегавшей тело эластичной одежде. В его руках был автомат. Несколько каторжников продолжили погрузку. Охранники подхватили труп, пронесли его несколько шагов и, раскачав, бросили в форму для перекрытий, только что наполненную жидким бетоном. Несколько секунд тело держалось наверху. Затем медленно начало погружаться.

— Перед этим, — с коротким смешком вспомнил один из надсмотрщиков, — тоже одного хоронили. Так подняли готовую балку, а из нее пальцы торчат. Забетонированные. — Он рассмеялся. — Они же, — презрительно мотнул он головой на продолжавших погрузку оборванцев, — зачищали поверхность и бетоном замазывали. Вот, представляю, кто-то будет эту балку для чего-то пробивать, кости найдет. — Он звучно хлопнул дубинкой себя по ноге.

— Я бы так не смог, — сказал второй. — Уж лучше кому-нибудь башку проломить и пулю поймать, чем вот так. — Все на словах смелые, — хохотнул первый, — а на деле другое. Вон сколько лихих ребят на пожизненном сидят. Там уж точно терять нечего, сдохнешь в камере. И бросались бы на конвой, так хренушки. Пусть так, но живу. И эти так же. Эти хоть надеются, что кто-то узнает и освободит их. Уж тут они бы на нас отыгрались. Я, например, с ходу себе пулю в рот вкачу. Они же на кусочки порвут и живого жрать начнут.