Михаил Серегин - Святое дело

Так оно и вышло. Отец Василий продрался сквозь колючий кустарник, и когда Бачурин, задыхаясь от быстрого бега, обогнул мысок, то с налета ударился прямо в тугой, покатый батюшкин живот.

– Приехал, гнида! – перехватил его священник и ловким, отточенным еще в спецназе движением завернул руку противника за спину.

– Ой, больно! – заверещал Бача. – Ай-я-я-а-ай!

– Потерпишь, – уложил его физиономией в песок отец Василий. – Костя! Бегом ко мне! Смотри, какого зверя я поймал!

– Хто это?! – настороженно высунул голову из кустов перепуганный бурным развитием событий главврач.

– Козел один... да ты его знаешь... – Священник схватил Бачурина за чуб и оторвал его лицо от сырого пляжного песка.

– Бача?! – охнул Костя.

– Ага! – удовлетворенно отозвался поп. – Собственной персоной. Думал, никто его не найдет!

Он с наслаждением двинул псевдодесантника по почкам.

– Жирный, сволочь! Еще не все запасы растерял, по камышам бегаючи! Ничего! Тебя чекисты мигом высушат!

– Не надо к чекистам! – отчаянно завопил Бача. – Не надо, мужики! Я больше не буду!

– Вот смотри, Константин Иванович, – еще раз, просто чтобы убедиться, что эта гнида под ним, двинул Бачу по почкам отец Василий. – Смотри, какой покладистый стал! Прямо зайчик беленький! – Он наклонился к Бачиному уху и заорал: – А в СИЗО на нары не хочешь?!

Бача испуганно дернулся.

– Ты полегче, батюшка, – перепугался за пленника врач. – А то у него барабанные перепонки лопнут. Ты ж его начисто оглушил!

– Не сахарный, не растает! – гоготнул поп; от его «потустороннего» настроения не осталось и следа. – А в ЧК его еще не то ждет!

– Не надо в ЧК! – заорал Бача. – Мне там хана!

– А мне большего и не нужно, – с удовольствием проговорил священник. – Если тебе хана придет, значит, есть и на этом свете справедливость!

– Ты что, поп, думаешь, меня сдашь, и все закончится?! – прорыдал Бача.

– А то нет?! – громко хохотнул священник. – Ты у меня под номером один значишься!

– Я не номер один... – выдохнул Бача. – Я вообще никто...

– Чего-о? – издевательски протянул священник. – Как это мы быстро гонор порастеряли!

– Я правду говорю! Здесь Чичер всем заправляет!

Священник на секунду задумался. Кличка была знакомой. Кажется, именно Чичер выполнял при Баче функции начальника охраны... спецслужба, так сказать... Лаврентий Палыч местечкового розлива...

– Вот в ФСБ все и расскажешь... И про Чичера, и про себя...

– Не получится, – буркнул в песок Бача и закашлялся. – У Чичера там кхе-кхе... рука.

– Свисти больше, – вмешался в разговор внезапно осмелевший главврач. – Москвичи вас всех на кукан посадят.

– Ничего вы не знаете, Константин Иванович, – возразил Бача. Он уже пришел в себя и понял, что коль его сразу не замочили, надо как-то выкручиваться. – Если я туда попаду, меня как свидетеля тут же уберут... Мне напрямую в Москву надо, сразу на Лубянку, иначе не выжить... Я такую информацию знаю! Здешним чертям всем до одного тошно станет.

Отец Василий улыбнулся. Все эти моментально приходящие в голову задержанным отморозкам аргументы он слышал в агромаднейшем количестве – еще когда в спецназе служил. И дядя у них премьер-министр, и племянник – генеральный прокурор. Чего не придумаешь, когда шкуру спасаешь...

– Я вам точно говорю, – торопливо убеждал попа Бача. – Я здесь вообще никто, это все Чичер! Вы его еще не знаете! Вот кто полный псих! Его брать надо! А мне в Москву добираться надо! Иначе замочат, на хрен!

– Ладно, хватит попусту трепаться, – вздохнул священник. – Давай, Костя, сгоняй за веревкой, можно из рюкзака выдернуть, а потом и поговорим с этим ни в чем не повинным страдальцем.

Костя молча кивнул, и вскоре известного усть-кудеярского предпринимателя и авторитета за шиворот подволокли к костру и приторочили к принесенному паводком толстенному ободранному бревну.

– А теперь рассказывай, – усмехнулся отец Василий и подкинул дровишек в огонь.

То, что Бача периодически врал, было очевидно. Он явно завышал значение связей Чичера, делая из него зловещего теневого «правителя». Он явно занижал свою роль во всем этом беспределе, выставляя себя слабым, беззащитным и совершенно беспомощным исполнителем чужой недоброй воли. Он отчаянно пытался представить всю эту историю то как жуткий психологический эксперимент, поставленный некими неназванными силами, о-очень близкими к спецлабораториям Лубянки, то как некую ошибку прокремлевских сил здесь, на уровне областного масштаба.