Михаил Серегин - Святое дело

– Не понял... – протянул кто-то над ним. – А ну, подымите его.

«Говорок не волжский... – осознал священник. – Скорее, краснодарский или ростовский... наверное».

Его быстро поставили на ноги, и отец Василий оглядел ярко освещенную электрическим светом комнату. Держали его двое рядовых в новенькой милицейской форме, а распоряжался всем стоящий прямо напротив него майор.

– А я тебя знаю, – хмыкнул майор. – Это ведь ты сегодня на площади орал?

«Точно не местные, – утвердился в своей мысли священник. – Здесь вообще, кажется, местных нет». Местные менты своего батюшку знали, да и на такое бы никогда не пошли.

– Тебе вопрос задали, – встряхнул его один из рядовых.

– Я здешний священник отец Василий, в миру Михаил Иванович Шатунов, – представился священник и понял, что ему разбили губу и бровь – и то и другое стремительно набухало, мешая говорить и двигать глазом. – На площади был я, и, как мне кажется, именно вашего человека я поймал, когда он слетел с балкона.

Майор усмехнулся:

– Я видел.

– А вы, молодой человек, на каком основании действуете? – поинтересовался отец Василий. – Вы что, решили здесь маленькую Чечню устроить? Я что-то не пойму, чем вы тут занимаетесь?

– Балет репетируем! – громко заржал один из поддерживающих его милиционеров. – «Лебединая верность»! – Он даже название балета не мог правильно назвать, другое поколение...

Майор зыркнул в сторону подчиненного серым, стальным глазом, и нарушитель субординации смолк.

– С какой целью вы проникли на объект? – в мгновенно наступившей тишине поинтересовался майор.

– С познавательной, – хмыкнул священник. – Просто я вижу, что кто-то обстановку накаляет, вот и заинтересовался.

– Дай-ка его документы, – протянул майор руку своему подчиненному и тут же получил принадлежащий священнику паспорт гражданина России. Когда они успели его обшарить, отец Василий не понимал; на ходу, что ли?..

Майор просмотрел номер, дату, выдавший паспорт орган и дошел до прописки, когда в дверь постучали и в комнату вошел еще один милиционер.

– Товарищ майор, там этот, главврач, хочет с вами поговорить.

– Что ему надо? – задумчиво проронил майор, видимо, пытаясь вычитать в штампе о прописке какие-нибудь компрометирующие попа данные.

– Он говорит, попа надо отпустить, поп, говорит, с ним приехал.

– А вот я рапорт подам, и лишат его права прохода на территорию за то, что постороннего сюда притащил... будет знать, – так же задумчиво обронил майор. – Ладно, запускай.

Костю впустили сразу. Но следующие полчаса были заполнены обстоятельным допросом, чтением нотаций и составлением и подписанием протокола о нарушении деятельности режимного объекта.

Отец Василий первым делом прочитал шапку протокола, нашел и запомнил литеры и номер режимного объекта, но признал: такого номера в Усть-Кудеяре он не встречал, просто не было раньше такого объекта в городе. А когда все закончилось и они с Костей как можно быстрее прошли к машине, главврач зло кинул:

– Не знал я, Мишаня, что у тебя еще пионерское детство в ж... играет! Ты что, не понял, куда мы приехали? Вчера родился?

Отец Василий смутился и не ответил, а уже в следующий миг осознал, как был не прав, проявив это неуместное в данной ситуации любопытство. Потому что в машине полулежал на носилках мальчишка лет шестнадцати, весь синий, как советский магазинный цыпленок. И как только священник его увидел, он понял, что все те полчаса, что они потеряли на разборках, этот вытащенный Костей из фильтра пацан так и лежал здесь без всякой медицинской помощи. А в том, что такая помощь нужна, никаких сомнений не было.

– Поехали, Михалыч! – бросил Костя и уселся на кресло рядом с водителем.

Отец Василий сглотнул и переместился так, чтобы видеть лицо парня.

– За что тебя? – поинтересовался он.

– А вы уже забыли? – вместо ответа спросил пацан. – Под мостом... мента мы отметелили...

– И тебя отпустили? – сразу поразился священник. Он знал, что вырваться в такой ситуации практически невозможно.

– Он меня не опознал, – откашлялся пацан, из последних сил пытаясь придать своему лицу независимое выражение. – А я не напрашивался.

Отец Василий внимательно вгляделся в распухшее лицо и вздохнул: он его просто не узнавал. Хотя на память никогда не жаловался.

– Слышь, Мишаня, – внезапно полуобернулся к священнику смягчившийся Костя. – С этим надо что-то делать. Мы их вот так поштучно вывозим, и то только тех, кого отдадут.