Михаил Серегин: Колыма ты моя, Колыма

Колыма выключил пилу. Стало неожиданно тихо – только скрипела, покачиваясь туда-сюда, береза. И Череп, и Балякин больше не издавали ни звука – оба были мертвы, погибли от болевого шока.

Колыма, даже не посмотрев в их сторону, забросил бензопилу в вездеход, отвязал остаток троса и залез в кабину. Через несколько секунд вездеход тронулся с места.

Колыма знал, что пройдет совсем немного времени, и оставшиеся прибитыми к бревнам обезображенные тела съедят звери и исклюют птицы. А то, с чем не справятся они, докончат муравьи и прочие насекомые. Кости зарастут травой, и уже через год ничто не будет напоминать о том, что здесь случилось. Пожалуй, только по оставшемуся висеть на березе обрывку троса можно будет найти это место. Впрочем, кому может понадобиться это место искать?

Колыма задумчиво покачал головой. Он слышал, что по какой-то психологической теории преступника обязательно должно тянуть на место преступления. Что ж, может, теория и не врала. Но вот только он себя преступником не чувствовал. Он был уверен, что поступил правильно, справедливо. Как еще можно поступать с отморозками, беспредельщиками? Только так, и никак иначе. Добро должно быть с кулаками, – Колыма не помнил, чьи эти слова, но был согласен с ними на сто процентов. Он ни о чем не жалел.