Михаил Серегин - Алмазы Якутии

– Стимулятор, значит. – Егор стиснул зубы, чтобы не разразиться руганью. – Ну и что дальше?

– Ничего. – Ланах повернулся и пошел туда, куда направились его сородичи. – Получишь проводника завтра. Сегодня – состязания в борьбе. Надоест Куырсэн, приходи в буорджие.

– Я ни хрена не понял, – растерянно пожал плечами Егор.

Ланах чуть притормозил, а потом, небрежно махнув рукой, тронулся дальше.

– Я женюсь на Куырсэн! – закричало у Егора что-то внутри, – слышишь, старик, женюсь! Черт с вами со всеми! Никто мне не запретит это сделать! Я женюсь на ней!

Егор умолк, встряхнулся. Что он говорит? В своем ли он уме? В голове все еще висел влажный огнистый туман. Пошатывающейся походкой Егор вошел в избу.

Он попрощается с Куырсэн, с Митричем, со всеми и пойдет. Ему необходимо идти.

Куырсэн возникла перед ним, одетая в тонкую сатиновую сорочку.

– Это что, с Большой Земли? – выплеснул он последние капли своего раздражения, отшвырнув двустволку Боотура в угол.

– Я собралась спать, – невозмутимо ответила девушка.

Да, она перестелила шкуры и даже покрыла их обыкновенной хлопчатобумажной простыней. Егор почувствовал жуткую слабость. Он скинул ботинки, медленно снял штаны, потом джемпер. И разлегся на ложе. Девушка молча и удивленно наблюдала за ним.

– Иди сюда, – позвал он, – ложись рядом. Вздремнем немного.

Куырсэн стояла в нерешительности. Тогда Егор сел на ложе и сказал, повысив голос:

– Ну что стоишь как вкопанная? Переспать со мной у тебя достало сил, а просто лечь вздремнуть ты стесняешься?

Девушка опустилась на простыню и не спеша вытянулась рядом с Егором. Тот набросил на нее медвежью шкуру, накрылся сам.

– Ты живешь одна?

– Нет, с дядей, – вздохнула Куырсэн.

– Так он живет здесь? – приподнялся в тревоге Егор.

– Да, – мотнула девушка головой.

– И значит, может явиться?

– Может, – снова вздохнула Куырсэн.

– Только этого мне не хватает! – воскликнул Егор.

– Но дядя очень редко заходит, – успокоила Куырсэн.

– А где же он бывает по большей части?

– В тайге. Боюсь, что он когда-нибудь замерзнет или его загрызут звери.

«Что ж, – иронично подумал Егор, лаская под сатиновой рубашкой спину Куырсэн, – дядя мог бы стать дополнительным аккордом в этой якутской симфонии, смахивающей на серию душераздирающих диссонансов. Его адский хохот оттенил бы любую свару, не говоря уж об этой чуткой тишине».

Егор зевнул. Прохваченная белесоватым светом прядь Куырсэн упала ему на лицо. Девушка покрывала его лицо поцелуями. Он устало откинулся на подушку и закрыл глаза.

Странная история. Вот он лежит, словно в берлоге, с малознакомой девушкой, которую прочат ему в жены. Ему тепло и покойно в этой меховой утробе, и он ни черта не знает о приютившем его народе. Жениться? А как же Ирина? Да существует ли она вообще? Мысли его принялись хаотически скакать и путаться. Глаза слипались.

Нет, это сон. Он выспится, отдохнет и с новыми силами продолжит путь. Журчащий голос Куырсэн вплетался в его вязкую дрему. Она спрашивала его, правда ли, что он женится на ней. И Егор, зачарованный сумерками надвигающегося сна, отвечал, что, конечно, правда.

Голос девушки становился все менее явственным, пока не слился с древней легендой.

– Мы будем праздновать ысыах, – бесшумно взрывались в усталом сознании Егора диковинные слова, – когда ты приедешь снова. Это самый главный праздник. Он делит год на зиму и лето. Народ празднует плодородие, пьет кумыс, веселится. Устраивают скачки и сражения. Белый шаман – Айыы Ойуун – предсказывает будущее. Девять дней празднуют ысыах, состязаются, поют «Олонхо«, танцуют осуохай, а потом выходят на сенокос… Ты женишься на мне?

Егор что-то пробормотал.

– Летом здесь хорошо, – ворковала Куырсэн, – трава, грибы, ягоды… Мужчины охотятся, пасут коров, лошадей, женщины ткут ковры…

Егор обнимал Куырсэн и соглашался со всем, что она говорила. Тем более что голос ее доходил издалека, может быть, с Саян или из Центральной Азии.

Боотур сидел мрачный и подавленный. Нюргун протянул ему стаканчик с самогоном. И сам взял со стола такой же.

Буорджие превратилось в крепость сна, беспорядка и дурного запаха. На столе грудились тарелки с остатками пищи, кругом валялись пиалы, стаканы и кости. Несколько якутов дремали, разбросанные по помещению затхлым ветром мгновенно настигшей их дремы. Остальные разошлись по домам, досыпать. Ланах качал головой и пил кумыс. Женщины хлопотали на кухне.