Михаил Серегин - Алмазы Якутии

Тыгын, забыв о возрастной разнице и деликатности, метнул в незадачливого Митрича гневный взгляд. Прикусил губу от досады.

– Стреляй! – прохрипел Митрич.

Тыгын только рукой махнул. Он поднялся со снега и помог встать Митричу.

– Ну извини, не знал, что так оно получится, – сконфуженно заговорил Митрич.

Егор поджидал их на прежнем месте.

– Рысь по моей вине упустили, – грустно доложил Митрич, – да не унывай ты, Тыгын! Рысь-то красивая была, убивать жалко, – нашел он оправдание своей оплошности.

Приехали они в улус только вечером. Несколько домов стояли полукругом на небольшой поляне, а ближе к лесу располагалось большое буорджие, или балаган, со слегка наклоненными внутрь стенами. На вбитых в землю столбах лежала горизонтальная рама из бревен. На раму опиралась крыша и стены из пластин и жердей с наружной толстой саманной обмазкой. Но в данном случае вместо хотона – хлева для скота – в пристроенном к балагану помещении находилась кухня с высокой печью.

– Такой красоты ты больше нигде не увидишь, – шепнул Егору Митрич, – соорудить это буорджие надумал Ланах. Вся деревня принимала участие в строительстве. Такие балаганы строили на якутской земле еще до появления русских.

Окна домов были тускло освещены. Но этот слабый свет все же был отраден после нескольких часов блуждания в потемках. Возле изб с пристроенными к ним помещениями для скота и конюшнями торчали резные коновязи.

Улус был оживлен. В центре был сложен большой костер. Он еще не горел и только мрачно возвышался посреди поселка. Егор увидел возле изб немногочисленных якутов. Некоторые из них держали факелы. Из трубы буорджие призрачным светлым облачком поднимался дым.

Навстречу вновь прибывшим поспешили Ланах, Боотур, Сэсэн, а также якутки – одна, по всей видимости, жена Ланаха, пожилая, полноватая женщина в оленьей робе, другая – молодая девушка в короткой курточке из рыси.

В руках у Боотура и Сэсэна светились факелы, благодаря которым Егор смог рассмотреть лица якуток. К семье Ланаха стали подходить и другие якуты. Ланах радушно приветствовал Егора и Митрича, представил свою жену Наркусэ и невестку Эргис. Потом перешел к своим сельчанам. Егор, конечно, запомнил не больше пары имен. Он улыбался, кивал, ловил на себе заинтересованные взгляды молодых якуток – Эргис и ее смешливой подруги Куырсэн.

– В избу, – громко провозгласил Ланах.

Толпа направилась к дому Ланаха. А Тыгын, обменявшись с Эргис десятком слов, занялся лошадьми. Он присоединился к семье, когда гости сбросили шубы и уселись на домотканые ковры у низенького квадратного столика, уставленного пиалами. Наркусэ и Эргис поспешили наполнить их кумысом из огромной фаянсовой бадьи. В доме пахло горячей мясной пищей и кисловатым духом, исходящим от множества шкур. Егору тяжело было садиться на циновку, и ему в виде исключения подали обитый шкурой пуфик. Он оказался выше всех.

– Мы вначале пьем кумыс, а потом самогон, – деловито объяснил Ланах, и помещение наполнилось гулом человеческих голосов.

Егор почему-то обратил внимание, какие у Сэсэна большие кисти рук. Тот держал пиалу обеими руками и увлеченно глотал кумыс. Егор перевел взгляд на руки его сестры. Ее руки тоже не отличались изяществом. Пальцы не толстые, но крупные и не удлиненные. А вот у ее подруги Куырсэн руки тонкие, кукольные запястья. Егор поймал на себе хищный взгляд Боотура. Тому, видимо, не нравилось, что Егор таращится на Куырсэн.

Он отвел глаза от девушки и посмотрел вокруг. Довольно просторная горница не изобиловала мебелью. Резной столик у окна был, как предполагал Егор, делом рук Ланаха или его сына. На столике красовались две шкатулки из бересты, табакерка, украшенная оплеткой из конского волоса. Транзисторный приемник выглядел на фоне этой экзотики обломком кораблекрушения.

– Моя невестка – настоящая коу, – расцвело мрачноватое лицо Ланаха, – все это подтвердят.

Кое-кто из гостей попросил чая, в том числе и Боотур. Он его посолил по сибирскому обычаю и стал пить, шумно втягивая воздух и нимало этого не смущаясь.

– Что такое «коу»? – Егор наклонился к излучающему довольство Митричу.

– Красавица, – тихо ответил Митрич.

– Я бы так не сказал, – плутовато улыбнулся Егор.

– Лучше молчи, – сердито сказал Митрич и, поймав на себе пронзительный взгляд Ланаха, поспешно улыбнулся.

– Да и сын мой – хоть куда! – воскликнул Ланах.

– Это традиция такая – хвалить молодоженов, – прокомментировал Митрич.