Михаил Серегин - Черноморский Клондайк

Арсений Адольфович поморщился от досады, устало поднялся.

Он и не заметил, как уснул. Море у самого горизонта клубилось фиолетовой дымкой. Ее прорезали стальные отсветы, скользя по поверхности моря. Охристой ватой неподвижно висели в небе маленькие облачка. Стоявшее под ними солнце брызгало в них жидким золотом, утяжеляя их снизу и превращая их верхушки в розовые рыхлые коконы, готовые просыпаться абрикосовым цветом. Кипарисы наливались густым изумрудом, оправленным в индиговый контур. Их печальная отстраненность особенно впечатляла на фоне жадных до света и веселых виноградников, чья яркая зелень все еще купалась в лучах, подобно тому, как дети на пляже, игнорируя строгие окрики родителей, продолжают плескаться в воде, даже посинев от холода.

Бесцеремонный стук в дверь заставил профессора вздрогнуть.

Он еще не пришел в себя. В глубине его сознания, выхваченные из унылой мглы пламенем камина, дрожали говорящие тени. Стук повторился. Арсений Адольфович поправил галстук и пошел открывать. В узком проеме показалась толстая морда Ника.

– Хазар зовет, – сипло сказал он.

– Иду, – ответил профессор, не узнав собственного голоса.

Накрытая куском габардина Афродита-Анадиомена не волновала больше профессора. В его ушных раковинах подобно плеску моря звучали таинственные отзвуки. Зачарованный, он даже не почувствовал вначале горечи разочарования, которая, едва он вышел из комнаты, накрыла его подобно морскому валу. Он не дослушал! Ему помешали!

Белые балясины прыгали перед Арсением Адольфовичем, когда он спускался по широкой лестнице на первый этаж. В уставленной копиями с античных статуй гостиной Хазар рассчитывался со скульптором.

– Где я могу тебя найти? – сурово спросил он. – Если что не так, нужно будет исправить…

Под черными изогнутыми бровями Хазара глаза его смотрели так, словно он был уверен, что «что-то не так». Юра спокойно выдержал подозрительный взгляд авторитета и качнул головой.

– Там правда все нормально? – обратился Хазар к Михаилу, наиболее благообразному телохранителю, какие у него когда-либо были.

Тот мотнул головой.

– С одним ангелочком пришлось повозиться, но в целом композиция удалась, – сказал Юра.

– На вот, – Хазар достал из раскрытого портмоне и сунул ему сотню долларов вдогонку выплаченному гонорару, – считай, что премия. Я для Пашки ничего не жалею, – оседлал он своего любимого конька.

Развить тему собственной щедрости ему помешало появление профессора.

– Все готово? – Хазар поднял на него строгий взгляд.

– Готово, – рассеянно кивнул профессор.

– Иди сюда, – поманил Хазар Арсения Адольфовича, – я тебе кое-что покажу.

Арсению Адольфовичу более всего хотелось, чтобы его оставили в покое, но перечить он не смел. Сотрудничество с Хазаром, хотя и таило в себе бездну разочарования, все же было очень выгодным. Поэтому Арсений Адольфович вслед за Хазаром подошел к стоявшему вблизи ниши низенькому столику на ножках в виде львиных лап. На столике покоился некий предмет, накрытый темно-красной материей. Хазар потянул за край, и взорам профессора предстала выполненная в сатирическом ключе скульптура женщины. Каждое из полушарий гигантской груди превосходило по объему как минимум в три раза ее голову. Едкая насмешка скульптора, однако, ускользала от восприятия Хазара. Он, по всей видимости, относился к изображению вполне серьезно.

– Ну как? – Хазар смеялся.

Зная о взыскательном вкусе профессора, он хотел над ним подшутить.

Но Арсению Адольфовичу было не до шуток. Он не дослушал разговор Митридата с Тиграном, он опять не узнает, где сокровища! Приглушенное негодование сделало его язвительным. И чтобы доставить себе удовольствие продемонстрировать свое превосходство, а заодно указать на эстетическую слепоту авторитета, профессор небрежно процедил:

– Сатира…

– Что? – не понял Хазар.

– Наши современные скульпторы только и могут, что насмехаться над женщиной. – Презрительно морща нос, Арсений Адольфович отошел от столика, в эту минуту равнодушный ко всей мировой скульптуре – античной и современной.

– Это как понимать? – Хазар почти негодующе смотрел ему в спину. – Да такие сиськи каждой иметь за счастье! Весь Голливуд стоит на ушах, бабы с ума посходили – силикон себе впрыскивают!

Да это же прикольно – такая голова и такие сиськи! Весело!

– Вот именно, – профессор обернулся, кривя рот в усмешке.

– А эти бабы, – Хазар тыкнул пальцем сначала в статую Афродиты, потом – в статую Психеи, – у них же одни жопы, титек вообще нет! Здесь, значит, мясо, – теперь он шлепал себя по ягодицам и бедрам, – а тут, – приставил он сложенные кольцом указательный и большой пальцы обеих рук к груди, – ни шиша! Чисто конкретное уродство! Ни хрена твои греки в красоте не понимали. Но приходится их держать, – ухмыльнулся он, – древность все же… Ладно, собирайся, – добавил он, вытащив из-под рубахи трубку мобильника, – к Кузьмичу поедем. И эту бабу рогатую не забудь…