Михаил Серегин - Государственный киллер

Адриан Панич исчез навсегда. Так, как и хотел.

Свиридов вынужден был остаться в городе, который стал ему глубоко ненавистен, дав подписку о невыезде. Следствие постоянно нуждалось в его показаниях, и зачастую случались обвальные ситуации, при которых у Владимира возникали неплохие шансы все-таки угодить за решетку. Например, когда прокручивали пленку, на которой Свиридов застрелил охранника Ельховского комбината бактериологического и химического оружия.

Следствие идет и сейчас. Свиридов все боится, что выплывут на поверхность его темные делишки, не имеющие отношения к расследованию, но по которым можно упечь его в тюрьму на несколько пожизненных сроков. Он нанял прекрасных московских адвокатов, а чтобы оплачивать их услуги, продал квартиру, ту самую, где был найден труп Горбункова. Дело очень запутанное и противоречивое, и Владимир не без оснований опасается, что следствие займет весь отпущенный богом ему, Свиридову, жизненный срок.

Основная масса вопросов вертится вокруг фигуры Адриана Панича, настоящего Кардинала. Как он попал на должность первого заместителя областного ФСБ через считанные дни после того, как совершил теракт в Москве, что побудило его пойти на такой крутой поворот в своей жизни… и еще много, много непонятного. Боюсь, большую часть своих тайн он, а отчасти и вице-мэр Козенко, унесли с собой – Кардинал в неизвестном направлении, а вице-мэр – в самом что ни на есть определенном. В могилу…

Единственная же отрада сейчас в жизни Свиридова – это предвкушение предстоящего матча Лиги чемпионов между «Манчестер Юнайтед» и мюнхенской «Баварией», но если, как он говорит, «Манчестер» проиграет, жизнь окончательно потеряет всякий смысл…

– Ну и хер ли ты зачехляешь мне тут всякий бутор, м-мать твою, лох?

До молодого человека интеллигентного вида, неловко стоявшего в углу в позе футболиста, чьей команде пробивают штрафной, последние слова – «м-мать твою, лох!» – слившись в один обвальный звуковой ком, донеслись как «мартиролог». Хотя понятно, что такое слово тот, кто произнес сакраментальную фразу про лоха, не сумел бы даже прочитать по бумажке.

Мартиролог – слово греческого происхождения, буквально оно означает «повествование о мучениках». Так называли в Средние века сборники жизнеописаний христианских мучеников, страдальцев за веру. В современном языке его можно понимать как перечень пережитых кем-либо страданий и преследований.

Перспектива такого перечня стояла перед бывшим кинооператором, а ныне безработным Иваном Вороненковым в образе здоровенного, наголо обритого амбала самой что ни на есть классической наружности. Иван наивно полагал, что такие реликты эпохи перестроечного беспредела уже вымерли или же остепенились, но, как выяснилось, он в корне заблуждался. Древние римляне, которые распинали, сжигали и скармливали тиграм и львам первых христиан, показались бы просто воплощением милосердия и доброжелательности по сравнению с той багровой бритой мордой, что сейчас злобно хрюкала и сопела перед ним.

– Когда десять штук будут, козел? – рявкнул гоблин. – Мы давали тебе месяц сроку, а ты пробил. Так что включим мы тебе, долбозвону, счетчик, и если не расплатишься через неделю… – Амбал замялся, вероятно, выдирая из своих замшелых мозговых извилин идею того, что произойдет в таком случае с бедным Ваней, и наконец родил: – Жопу на британский флаг порвем, гнида.

Идея, как видим, не блистала свежестью и оригинальностью, но была от того не менее устрашающей.

– Я же говорил, – забормотал Ваня, – что мы уже отсняли второй фильм, и шведы вот-вот должны заплатить нам, так что…

– Меня не колышет, что там за твою поганую порнуху тебе обещают шведы, – грубо оборвал его гоблин. – Может, бабок отвалят, а может, и в рот навалят. Это тебе как раз по профилю. – Он хохотнул своей идиотской шутке, а потом, с ходу сменив выражение на распухшей от пива образине на диаметрально противоположное, внушительно выговорил: – Я только знаю, что ты и твои чмошники должны моей братве десять штук баксов, а с сегодняшнего дня – одиннадцать.

– Но… – начал было Вороненков, но немедля получил внушительный тычок и растянулся на деревянном полу веранды, на которой и происходил этот дружеский диалог.

– Ты меня понял, – бросил через плечо бритый и, разворачиваясь, наскочил на перила.

По всей видимости, это не доставило ему удовольствия, потому что он головокружительно выругался и пнул деревянное ограждение так, что из него с треском вывалился целый пролет и упал на еще теплый вечерний песок…