– А досье на Солонского? У вас оно есть?
– Есть.
– Я думаю, Владимир Антонович, что ввиду особой важности этого шага выполнить работу следует собственноручно вам. Борис Александрович выразил такое пожелание.
Свиридов кивнул.
– Да, Владимир Антонович, – произнес Бородин. – Я получил информацию, что вчера Клейменов отработал левый «заказ». Этакая халтурка. Что это был за заказ?
Свиридов, который уже было встал и собирался уходить, нахмурился.
– Это не имеет значения, – сказал он.
– Вы ошибаетесь, – вежливо, но напористо и твердо отозвался Евгений Ильич, и его длинное худое лицо омрачилось. – Это имеет значение. Мы не благотворительная организация и не фонд в пользу дитей-сирот.
– А не помешало бы, – не выдержал Свиридов. – Мы в самом деле не благотворительная организация, но мои действия были вполне правомерными. Я не думаю, что вы вольны так спокойно контролировать работу подотчетной мне структуры. Я отвечаю за все, и позвольте мне самому судить, что делать, а что нет.
– Кто делал заказ?
– Я уже все сказал. Имею честь пожелать вам спокойной ночи, Евгений Ильич.
И Свиридов вышел. Бородин сумрачно посмотрел ему вслед и, сняв трубку, проговорил:
– Ну что… он еще не знает. Но это… это черт знает что!
– Он не должен узнать, – прозвучал в трубке бесстрасный голос. – Надавите на следственные органы. Отвечаете за это вы, Евгений Ильич.
И Бородин услышал короткие гудки.
Бородин рассмотрел в зеркале свое нездоровое бледное лицо, потер пальцами сеточки морщин возле глаз и медленно вытер со лба выступившие на тонкой дрябловатой коже крупные капли пота…
* * *
– Светлана Борисовна дома?
– Да, она дома, – сказал высокий дородный дворецкий, которого эксцентричная дочь мультимиллиардера обрядила по моде девятнадцатого века. – Следуйте за мной, Владимир Антонович.
В шикарном вестибюле, уставленном статуями, за столом сидели вполне современные охранники в шикарных черных костюмах и с пистолетами-автоматами «каштан» новейшего поколения. Света всегда неумеренно любила все не в меру броское и кричащее.
– Следуйте за мной, – повторил дворецкий.
Они прошли чередой комнат, отделанных белым мрамором, золотом, горным хрусталем и зеркалами, где обычными, а где замутненными и прихотливо изогнутыми, с такой же белой мебелью, стоимость которой, вероятно, была сопоставима с величиной эдак в четверть, а то и треть пенсионных отчислений за месяц в масштабах всей Московской области.
Роскошь, конечно, была просто оглушительна.
Они вышли в огромный зал с высоким, парящим не меньше чем в семи-восьми метрах над ними потолком, увенчанным громадными и немыслимо красивыми шикарными люстрами, широко раскинувшими пышные гроздья резного хрусталя на позолоченных фигурных остовах.
У дальней стены зала находился белоснежный же бассейн, над которым царила мраморная фигура древнегреческого бога морей Посейдона с золотым трезубцем в одной руке и ярко пылающим слепяще-белым шаром в другой.
– Она в бассейне, – сказал дворецкий.
У бортика глухо плеснула вода, и Владимир увидел, как стройная загорелая молодая женщина в закрытом, но тем не менее довольно откровенном и несколько даже вызывающем белом купальнике одним движением взлетела на край бассейна и уселась там, неподвижно свесив грациозные длинные ноги.
– Иди-ка сюда, Володя, – не оборачиваясь, произнесла она.
– Ты же еще недавно была бледная, как соответствующий сорт поганки, – сказал Владимир. – А сейчас прямо как из клипа Энрике Иглесиаса. Что, немножечко прожарилась под ударной дозой улитрафиолета?
– Ну да, – промурлыкала она.
– В общем, так, Света: все сделано.
Она непонимающе уставилась на Владимира, а потом вдруг широко улыбнулась и прощебетала:
– А-а-а… вот ты о чем? Ну и ладно! Иди-ка сюда.
– Куда?
– Со мной искупнешься, – ответила она и начала стаскивать со Свиридова пиджак.
Владимир отстранился почти с брезгливостью, а потом – после паузы – сказал:
– Извини, Света. Дела.
– Ну дела, ну дела – баба жабу родила, – процедила Света, отнимая руки от Свиридова. – Ну ладно. Раз дела, тогда пошел вон. За что ж тебе папаша «гриновый» бабеус подгоняет, если ты мудачить… в бассейнах всяких купаться будешь, а не работать?
В ее голосе звучали плохо скрываемая злость и досада…
* * *
Фокин пришел домой затемно. Его только что выпустили из камеры предварительного заключения по распоряжению прокурора Никитина, но перед этим его протащили через долгий, подробный и довольно-таки унизительный допрос.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу