Михаил Серегин - Крестом и стволом

– Подожди! Надо к выходу! – без особой уверенности возразил отец Василий.

– Поздно! – выдохнул Коробейник. – Теперь в любую сторону поздно.

И в его голосе послышалось такое отчаяние, что отец Василий почувствовал, как у него на загривке по-звериному поднялись дыбом волоски.

– Что там происходит? – спросил он.

– Я же сказал, шухер! – как отрезал Санька и заметался по комнате, оглядывая углы.

– Что ты ищешь?

– Отстань, Мишаня! Лучше молись, если можешь! – снова отрезал Коробейник, пытаясь оторвать доску от стола. Получалось плохо. Доска скрипела, стонала, но на своем месте держалась крепко.

– Давай, я помогу, – предложил священник, еще не понимая, чего Санька хочет.

– А-а! Не надо! – махнул рукой тот. – Это бесполезно. Ручки-то изнутри все равно нет.

И тогда до отца Василия дошло. Санька хотел заблокировать дверь изнутри, но не подумал, что вряд ли во всем изоляторе найдется хоть одна комната, которую можно закрыть с внутренней стороны. Здесь не было ни ручек, ни запоров. Священник огляделся по сторонам, хмыкнул и подошел к сварочному аппарату.

– А если этим? – спросил он. – Ты абсолютно уверен, что нормально уйти уже невозможно?

Но вместо ответа в коридоре закричали так отчаянно, так страшно, словно из человека заживо тянули жилы. Санька метнулся к агрегату, опустил рубильник вниз, прислушался и схватил кабель.

– Давай электрод! – крикнул он.

– Здесь нет электродов, – покачал головой священник. – Тохтаров приказал все вынести, – он уже понял, что Коробейник задумал заварить железную дверь изнутри.

– Ладно, хрен с ним, – сплюнул Санька. – Я и так прихвачу, прямо держаком! Добавь там оборотов!

Отец Василий кинулся к аппарату и отчаянно закрутил рукоятью, добавляя тока. Санькина идея была абсолютно верной. И если он прав и за дверями начался бунт, самым лучшим было бы замуроваться здесь глухой стеной в три-четыре кирпича. Но можно и просто прихватить дверь сваркой.

В коридоре раздались несколько выстрелов, один за другим, крик, еще выстрел, но Коробейник уже протянул кабели к самой двери и даже подвел массу, прижав ее к металлической поверхности ботинком. Но свежеокрашенная кузбасслаком дверь тока не проводила.

– Суки! – заорал кто-то в коридоре. – Мочи их! – и сразу же раздался топот ботинок. Дверь распахнулась, и в комнату влетел… Тохтаров. Майор зажимал правой рукой рану в боку, а пальцы его и китель были в крови. Начальник СИЗО захлопнул дверь и кинулся к столу. Похоже было, что пистолета у него не было, а сам он уже и забыл, что несколько часов назад лично распорядился вынести отсюда все железное, и защищаться ему теперь просто нечем.

Коробейник проводил его взглядом и тут же возобновил свои попытки приладить массу. Затрещали искры, и буквально за пару секунд до того момента, как дверь задергали снаружи, он уже положил первый шов.

– Открой, гнида! – страшно заорали снаружи. – Открывай, я сказал!

– Хрен тебе, а не мороженое! – внятно произнес Коробейник и прихватил железную дверь к такому же металлическому косяку и в средней части.

– Что происходит?! – кинулся к Тохтарову вышедший из ступора священник.

– Бунт, – тихо произнес майор, стягивая китель. Ему было очень больно.

– Давайте я подсоблю, – предложил отец Василий, принял китель и помог расстегнуть зеленую офицерскую рубашку. – Что здесь у вас?

– Пустяки, жить буду, – через силу улыбнулся Тохтаров и посмотрел в сторону двери. – С кем это вы?

Отец Василий судорожно принялся вспоминать новую фамилию Коробейника, но в голову ничего не приходило – фамилия начисто вылетела из головы. Санька был и оставался для него просто Санькой Коробейником, самым надежным боевым товарищем на свете.

– Задержанный Чукалин, – представился майору Коробейник. – Что тут у вас? Помочь?

– Пустяки, – уже спокойнее улыбнулся Тохтаров. – Кишки целы и ладно.

– У вас ребро сломано, – покачал головой священник.

– В живых бы до утра остаться, – покачал головой Тохтаров. – Они всех моих конвойных порезали. Один только Пшенкин живой и остался, закрылся у себя в комнате, даже меня не впустил, гнида!

Отец Василий припомнил свое короткое общение со старшим лейтенантом, еще тогда, и кивнул. Точно, помещение, в котором Пшенкин его допрашивал, изнутри закрывалось.

Топот в коридоре усилился, и вскоре загрохотали железные запоры, и там, за дверью, снова начали кричать:

– Мочи их! А-а, сука! Сюда его тащи!!! Держи, тварь!