Лев Пучков - Привычка убивать

— Паркуйся с краю, — Март указал водителю на полтора десятка разнокалиберных авто, выстроившихся как по линейке на правом фланге обширного усадебного двора. — А я пойду с мужиками поздороваюсь.

А мужики уже валили кучей, радостно галдя и распахивая заранее руки для крепких объятий-..

К полуночи Марту стало совсем хорошо. До упаду парился в баньке, голяком бегал по пирсу, сигая в студеную воду озера, затем совместно с боевыми братьями метнул подряд с десяток тостов — а пили из граненых «соток», традиция такая — и не заметил сам, как укушался до состояния невесомости. Напряженный ритм сегодняшнего дня и нервозность последних нескольких суток, прошедших под лозунгом «А куда же делась Ли?!», давали о себе знать: сознание желало по самую маковку погрузиться в алкогольный морок и растопить в нем едкую соль нерешенных проблем…

Директор сидел, навалившись локтями на стол, подпирал голову рукой — сама не держалась, падала — и, блаженно улыбаясь, прислушивался к ровному гулу застолья, изредка вставляя невпопад пришедшие на ум реплики, порой не имеющие никакого отношения к предмету разговора. Имела место невесомость, как уже было отмечено выше. Лица боевых братьев плавали вокруг в веселом хороводе, слова тоже плавали, смех веселый парил над столом, было устойчивое ощущение, что встань сейчас да подпрыгни повыше — полетишь. Красота!

Март попробовал: встать не получилось. Ноги не слушались.

— Эка я наелся! — вслух удивился Директор — в обычное время он был чрезвычайно стоек к алкоголю и никогда ранее не чувствовал себя таким пьяным! — Старею. Наверно, скоро умру… Так, ну а если теперь в туалет — то как?

Словно услышав последнее замечание, откуда ни возьмись появился давешний молодой азербайджанец-шашлычник, вежливо вытянул Директора из-за стола и повел к дому.

— Мне в туалет, — пояснил Март, заметив, что парень тащит его в дом. — Зачем мы в дом? Тут на улице есть — я знаю где.

— Видящник нада, — пояснил парень. — Сматрэт нада.

— При чем здесь видяшник? — пьяно удивился Март. — Мне только в туалет!

— Сичас пасмотрыш, — успокоил его шашлычник, проводя по длинному коридору и распахивая дверь в просторную комнату, уставленную мягкой мебелью. — Сказал так: адын сидыщ, смотрыщ, никто не паказываищ. Никто! Харашо?!

С этими словами азербайджанец вытащил из-за пазухи пакет, протянул его Марту и покинул комнату, захлопнув за собой дверь. Директор вскрыл пакет — там находилась видеокассета, на ярлычке которой печатными буквами было выведено: «Тов. Мартынюку, лично». Март пожал плечами, осмотрелся — в углу комнаты стоял «Сони» с. плоским экраном, и в комплекте к нему — одноименный видеомагнитофон.

— Никто не паказываищ! Адын сидыщ! — дурашливо погрозил Март пальчиком своему отражению, расплывающемуся в темной поверхности экрана, не без труда вставил кассету в видеомагнитофон, ухватил со стола «лентяйку» и, тяжело плюхнувшись в кресло, включил воспроизведение…

На открытой террасе обедает импозантный мужчина средних лет. Хорошая камера — Март даже спьяну, наметанным глазом определил, что рабочая точка оператора располагается как минимум в двухстах метрах от усадьбы. Ни один мастер не возьмется производить детальную съемку с такого расстояния обычной любительской или даже полупрофессиональной камерой. Домашняя обстановка: мужчина в халате, густой плющ по проволоке, кошара откормленная персидская гуляет по лавке, трется о локоть хозяина, средних лет женщина в фартуке тащит что-то на стол. Оператор сноровисто зыркнул объективом по сторонам — показал четверых вооруженных охранников в спортивных костюмах, гулявших чуть поодаль по двору и смотревших, казалось, прямо в объектив. Съемка велась без звука — по всей видимости, автор «фильма» имел целью лишь запечатлеть какой-то факт, не предназначенный для восприятия посторонними.

Вот плавный наезд на хозяина (для молодых бандитов поясняю — к вашим «наездам» данное понятие не имеет никакого отношения — это обычный операторский прием, используемый в ходе съемок). Март вдруг смутно озаботился — лицо мужчины показалось ему знакомым. Легкая тревога кольнула откуда-то изнутри тупой иглой, пробуя на прочность наполнившее до отказа организм Директора всепьянейшее тупое благодушие — наподобие того, как вредный хулиган на демонстрации подбирается к ярким шарикам глазеющей по сторонам детворы.

Объектив круто спланировал вниз — теперь было ясно, что оператор сидит на дереве: внизу раскачивался кустарник, обступавший видимый фрагмент соснового ствола.