Михаил Серегин - Притон невинностей (Сборник)

А оно вон как повернулось.

Бросая искоса взгляды на свою спутницу, прильнувшую к нему, Михаил сперва почувствовал, а потом уверенно подумал: «А ведь я ее точно трахну. Один раз – наверняка, а дальше – видно будет».

Дойдя до дороги, Михаил осмотрелся, прикинул, в какую сторону надо ехать и во что ему это обойдется.

Увидев спешивший в нужном ему направлении «Москвич», Михаил махнул рукой, остановил машину.

Еще раз оглянувшись напоследок и не обнаружив опасности, Михаил, открыв заднюю дверцу, пригласил девушку в машину.

После того как менты наконец-то свалили, Петр Алексеевич выкурил сигарету, нервно стряхивая пепел в забитую окурками пепельницу.

Приведя мысли в относительный порядок, он, брюзгливо сжимая губы, натыкал пальцем номер на телефонной трубке, лежавшей перед ним. Когда номер был набран, Петр Алексеевич приложил трубку к уху и прижал ее плечом.

– Это Резник, всех ко мне, – все еще сдерживаясь, проговорил он и, выслушав неуместный вопрос, рявкнул: – Я сказал – всех!

Через несколько минут в его кабинет вошли четыре хмурых парня в одинаковых синих костюмах. Это была смена охраны, заступившая накануне вечером.

Резник исподлобья оглядел всех. Под его взглядом парни, и так не поднимавшие глаз, еще и ссутулились, сложив руки под животом.

– Хватит за яйца держаться! – свистящим от ярости голосом крикнул Петр Алексеевич. – Я не собираюсь вам бить пенальти. Секьюрити сраные!

Он выскочил из-за стола и, тяжело ступая, прошел перед рядом охранников.

– Меня уже поздравили с замечательной службой охраны нашей конторы, а теперь я вам сам все выскажу, – выдохнул он.

Остановившись рядом с Федором – самым накачанным и высоким среди парней, – Резник проговорил:

– Что, Федя? Лоханулась твоя смена?

Федор еще ниже опустил голову и промолчал. Говорить действительно было нечего: охрана, которая, по идее, должна пресекать все попытки покушения на собственность фирмы и здоровье руководителей, прошляпила убийц и грабителей. Одним увольнением дело могло не кончиться.

Самое хреновое, что грозило, – это если бы менты или другие службы нарыли соучастие.

Резник, прекрасно понимая все и не испытывая сильного желания орать, все-таки решил подпустить подлянку, чтобы не одному ему было сегодня так паршиво.

– Короче, орелики, слушайте сюда, – сказал он, – менты и ФСБ крепко взялись за это дело. Они каждому из вас в задницу заглянут и наковыряют все, что можно. То, что нельзя, тоже надыбают. Поэтому ваша задача – очень постараться – не так, как вы сегодня постарались, а о-чень. – Резник помотал в воздухе указательным пальцем. – Носом землю ройте, уши растяните во все стороны, мне нужна информация. Любой слух, любой шепот я хочу знать. Это все серьезно, ребята. Поймите правильно: только последний кретин, услышав об этом деле, не подумает, что здесь замешана служба охраны. Вы все под подозрением, а как у нас дела делаются, вы и сами знаете: чихнуть не успеете, как уже в крытке.

Резник остервенело почесал свой лысый череп и закончил:

– Короче, каждый из вас, сволочей, должен доказать, что он ни при чем. Как вы это сделаете – сами думайте.

Петр Алексеевич вернулся к столу, сел на столешницу и с силой потер лицо руками.

– Вот что еще, ребята, – проговорил шеф, не успокаиваясь, хотя и понимая, что не в кайф орать на здоровых мужиков, которые и сами должны понимать, что дело хреновое. – Вы все не с улицы сюда пришли, каждый имеет разрешение на оружие, каждый свои пальчики ментам пооставлял, как положено. А я вам вот что говорю: как хотите, но без огласки организовать и провести съем пальчиков всего персонала. Сделать это авралом, внезапно и массово. Кого не будет на рабочем месте – домой съездить. Врите, что это ментовская акция.

Петр Алексеевич помолчал и совсем устало добавил:

– Мне звонил Маматов и приказал все это провернуть. Ты, Федор, будешь ответственным. Сегодня до полуночи чтобы я все имел здесь. Ясно? Пошли вон отсюда.

Надя все еще шмыгала носом, но уже подумывала о своем внешнем виде. Ушибленный локоть противно ныл. Под глазом тоже было что-то не в порядке. Развернув руку, Надя с огорчением увидела длинную красную ссадину и поняла, что локоть опухнет и, возможно, уже завтра невозможно будет ни согнуть, ни разогнуть руку.

Это было неприятно, могла сорваться работа.

Однако была и оборотная сторона медали. Фигурально выражаясь, эта оборотная сторона сейчас сидела рядом с Надей в виде приятного парня.