Михаил Серегин - Девушка без тормозов

Он немного помолчал, потом вздохнул почему-то с каким-то сожалением и заговорил вновь:

– Да, радость моя, тебя подставили, и подставил именно я, старый дурак. Знаешь, почему – дурак? Потому что надо было врезать тебе самому, вырубить тебя получше, чтобы ты совсем коньки отбросила. Этот хлюпик Николаев ударил тебя слишком нежно, наверное, все никак не мог забыть ночь, проведенную с тобой на яхте… Мне, представь себе, и об этом известно…

Я не верила ни одному его слову. Николаев меня ударил? Что он несет? Наверняка Николаева к тому времени или уже убили, или он тоже был без сознания. Хотя мне и не нравилось тогда поведение Николаева, каким-то оно было слишком высокомерным, что ли, но чтобы он меня ударил? Не может этого быть!

Плохо то, что я не знаю, что случилось после того, как я потеряла сознание. Теперь этот мрачный тип может говорить все, что угодно, может даже утверждать, что это я убила Николаева, я не смогу узнать, правду ли он мне говорит.

Отчетливо я помню лишь, что в какой-то момент после того, как мы с Николаевым вошли в кабинет Лаптева, я потеряла сознание. Да, вероятнее всего, меня кто-то тогда ударил – у меня до сих пор сохранилось отчетливое воспоминание о том, как в затылке у меня что-то взорвалось и какими-то острыми огненными осколками заплясало перед глазами. Комната накренилась, и я, помню, удивилась, почему Лаптев не падает, стоя на стене…

Недоумение от вида стоящего на стене Лаптева – это последнее, что я запомнила…

Но Лаптев не собирался убеждать меня в том, что это я убила Николаева.

Он неожиданно рассмеялся.

– Ты не можешь поверить, что тебя чуть не убил твой обаятельный любовник! – воскликнул он. – Ты наверняка представляешь его благородным принцем, павшим от руки злодеев-заговорщиков!

Лаптев оборвал смех и сказал тихо, но зло:

– А ты знаешь, что он загнал меня в угол? Твой этот благородный принц? Он решил, что уже победил меня и может меня безнаказанно унижать! Лаптева никто унижать не может! Лаптев этого никогда и никому не прощает! Твой Николаев стал жертвой своего высокомерия… Знаешь, что я смотрел только что, перед твоим приходом? Очень любопытное кино – у меня, видишь ли, в кабинете была установлена видеокамера, которая записывает мои разговоры с посетителями, я просматриваю иногда пленки и нахожу немало интересных нюансов в поведении моих собеседников. Представь себе – она работала и тогда, когда вы с Николаевым ввалились в мой кабинет с идиотской целью меня шантажировать! Меня! Николаев сам подписал свой смертный приговор, когда решился на это.

Лаптев встал, подошел ко мне, схватил за руку и швырнул в кресло перед телевизором.

– Смотри! – крикнул он. – Это последний фильм, который ты видишь в своей жизни. Фильм документальный. В главных ролях – ты и Николаев, впрочем, что это я говорю, ты там выполняла роль даже не эпизодическую, а так – реквизит, не больше…

Он нажал на кнопку пульта, и по экрану запестрели полосы, потом появилась картинка – откуда-то сбоку со стороны окна тот самый кабинет Лаптева, в бывшем арбатовском театре. Камера располагалась таким образом, что в кадр попадало все пространство кабинета, на первом плане – профиль самого Лаптева, на заднем – дверь в кабинет.

Лаптев включил ускоренную перемотку, прогнал несколько кадров. Дверь в кабинет распахнулась, и в дверном проеме появилась я!

Боже, какая самоуверенная у меня была физиономия в тот момент!

Профиль Лаптева на экране шевельнулся. Его исказила злая гримаса. Лаптев оперся руками о стол и поднялся. Смотрел он на меня грозно, прямо-таки уничтожающе. Он даже открыл рот, собираясь, наверное, выдать мне порцию ненормативной лексики, ведь я нарушила его приказ – сидеть дома и ждать его дальнейших указаний, хотя дождаться я могла только милицейскую опергруппу.

Но вдруг Лаптев, так ничего и не сказав, захлопнул рот и шлепнулся на стул. За моей спиной в двери появился Николаев.

Судя по виду Лаптева на экране, для него это было потрясение – он смотрел на нас с Николаевым очень злобно.

Николаев слегка подтолкнул меня в спину, я сделала несколько шагов вперед и оказалась прямо перед столом глядящего исподлобья Лаптева. Николаев словно демонстрировал меня Лаптеву, как какую-нибудь диковинку.

Но Лаптев не сводил глаз с самого Николаева, ему было явно не до меня.

– Рад приветствовать вас с того света, Андрон Владимирович! – с порога заявил ему во весь рот улыбающийся Николаев.