Кен Фоллетт - Лёжа со львами

Она подумала: что еще можно сделать, чтобы поймать Мохаммеда на слове и не дать ему изменить свое намерение? Джейн не могла заставить его поклясться. А может, пожать ему руку? Наконец она решила скрепить обещание еще более древним жестом, подавшись вперед, она поцеловала его в губы, да так мгновенно и ловко, что он не успел ни отпрянуть, ни ответить ей тем же.

– Спасибо – проговорила Джейн. – Я знаю, вы – человек слова.

Джейн поднялась с места, оставив Мохаммеда сидящим в легкой растерянности, повернулась и побежала по тропинке к пещерам. На вершине подъема Джейн остановилась и оглянулась назад. Мохаммед уже успел отдалиться на некоторое расстояние от разрушенного дома. Он шел вниз по склону с высоко поднятой головой, размахивая на ходу руками. Этот поцелуй здорово его раскрутил, – подумалось Джейн. Мне должно быть стыдно. Я сыграла на его суеверии, тщеславии и сексуальности. Мне, как убежденной феминистке, не следовало так откровенно манипулировать мужчиной, пользуясь стереотипными образами ясновидящей, дурочки и кокетки. Но это сработало. Своего я добилась!

Теперь следовало продолжение. Ей предстоял разговор с Жан-Пьером. Он должен быть дома с наступлением сумерек, ему как и Мохаммеду, прежде чем отправиться в путь, пришлось переждать жару. Она чувствовала, что с Жан-Пьером будет управиться проще, чем с Мохаммедом. Во-первых, Жан-Пьеру можно сказать всю правду. А во-вторых, он был виноват.

Джейн добралась до пещер. Среди обитателей маленького лагеря царило оживление. В небе слышался гул русских реактивных самолетов. Все побросали свои занятия и устремили взоры в небо, хотя самолеты находились слишком высоко и далеко, чтобы бомбить эту местность. Когда они улетели, мальчишки, расставив руки в стороны, как крылья, подражали гудению реактивных двигателей. «Кого только они бомбят в своем воображаемом полете?» – подумала Джейн.

Она вошла в пещеру, окинула взглядом Шанталь, улыбнулась Фаре и достала журнал для записей. Они с Жан-Пьером почти каждый день делали записи в журнале. В основном они посвящались больным. Журнал предполагалось взять с собой в Европу, чтобы помочь познакомиться с будущей работой тем, кто приедет в Афганистан им на смену. Кроме того, их просили записывать в журнале личные переживания и проблемы, чтобы и другие были морально готовы ко всему. Джейн делала довольно подробные записи о собственной беременности и рождении Шанталь, но все сугубо личное подвергалось ею строжайшей цензуре. Джейн села, прислонившись к стене пещеры, положила журнал себе на колени и стала описывать случай с восемнадцатилетним юношей, умершим от аллергического шока. Эта трагедия вызвала горечь, но не депрессию. «В общем, вполне здравая реакция», – оценила ее Джейн про себя.

Она кратко упомянула недавние относительно тяжелые случаи, затем от нечего делать стала листать журнал назад. Это были начальные записи, сделанные угловатым, как паутина, почерком Жан-Пьера. Они оказались весьма краткими и состояли почти сплошь из описания симптомов и диагнозов, назначенного лечения и его результатов. «Глисты» – фиксировал Жан-Пьер, или «малярия», затем: «вылечен», «стабильное состояние» или, иногда – «летальный исход». Джейн больше склонялась к развернутым предложениям, вроде «Утром она чувствовала себя лучше» или «Мать больна туберкулезом». Она перечитала записи о начальной стадии своей беременности, о болевых ощущениях в груди, о раздавшихся в ширину бедрах и утренней тошноте. Ей было интересно отметить, что почти год назад она написала: «Я боюсь Абдуллы». Она уже успела об этом забыть.

Джейн убрала журнал, после чего целых два часа вместе с Фарой наводила чистоту и порядок в лазарете, затем подошло время спускаться в селение и готовиться ко сну. Спускаясь по горной тропинке и потом, дома, занимаясь обычными делами, Джейн размышляла о том, как лучше построить разговор с Жан-Пьером. Она знала, что делать – надо вытянуть его на прогулку, но она не была уверена, что именно ему сказать. Джейн так и не приняла для себя окончательного решения, когда несколько минут спустя появился Жан-Пьер. Она влажным полотенцем стерла пыль с его лица и подала зеленый чай в фарфоровой чашке. Джейн знала, что Жан-Пьер не очень-то утомлен, просто ощущал приятную усталость, он был способен преодолеть куда большее расстояние. Пока он пил чай, она сидела рядом, стараясь не очень пристально его разглядывать и размышляя про себя: «А ведь ты мне лгал». Когда Жан-Пьер немного отдохнул, Джейн проговорила: «Давай пройдемся, как раньше». Жан-Пьер слегка удивился.