Елена Крюкова - Красная луна

Он все-таки открыл.

Зачем он открыл дверь!

На пороге стоял не исполнитель. Не чистильщик. Не посыльный. Не анестезиолог. Не курьер от Шеф-папы. И даже не Витас.

На пороге стоял незнакомый старик, рослый, костистый, мрачный, худой, и смотрел на Амвросия взглядом Иоанна Крестителя пророчествующего. И вместе со стариком на Амвросия смотрело дуло.

Черное дуло пистолета.

Назад, — тихо сказал старик. — Быстро назад! Я убью тебя у тебя дома.

Амвросий, сглотнув, отшагнул назад. Старик, не сводя с него пистолетного дула, шагнул за ним, закрыл обе двери за собой.

Назад, назад, в комнату. Молчать. Не орать. Молитву знаешь, собака? Любую. Знаешь ведь, отец… — старик показал зубы в страшной усмешке, — Амвросий. Помолись. Две минуты.

Амвросий ринулся к нему — выбить пистолет из руки. Не получилось. Старик мгновенно отшвырнул его назад вполне профессиональным бандитским ударом. «Так дерутся прожженные урки… блатные на зоне…» — подумал он, падая на пол, закрываясь рукой от занесенной над ним чужой ноги в мощном сапоге.

Старик опустил ногу. Дуло по-прежнему бесстрастно глядело на Амвросия дикой пустотой.

Нет, бить ногами тебя, как собаку в брюхо, я не буду, — сказал старик с отвращением, — ты не собака. Ты хуже. Собака — благородная тварь. Ты — гиена. Ты — пиранья. Встать! Встать, чудовище!

Амвросий, держась за ушибленный локоть, встал. Его рот приоткрылся. Борода мелко тряслась. Его лицо от страха будто потекло белым мучнистым киселем.

Откуда вы узнали… наш условный стук?.. Я бы никогда… никому…

Тебя это заботит? Молитву! Иначе я выстрелю сразу, и ты, дрянь, не сможешь даже покаяться перед небесами, как человек! У тебя еще есть шанс! Читай!

Амвросий медленно подогнул ноги, медленно опустился на колени. Его зубы стучали друг об дружку. «Узнали, узнали, узнали, — стучало молотками в висках. — Сначала Вит… потом я. А Цэцэг?! А Сытина?! Их телефоны тоже молчат. Значит, они… Их уже нет! А Шура Коновал?! А все остальные?! А… Шеф-папа?!»

Он забормотал, подобострастно глядя на старика с пистолетом в руке:

Отче наш, иже еси на небеси… да святится имя Твое… да приидет царствие Твое… да будет воля Твоя яко на небеси, и на земли… Хлеб наш насущный даждь нам днесь… И остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должником нашим… И не введи мя во искушение, но избави мя от лукаваго…

От лукавого? — Старик крепче сжал пистолет. — Да уж, лукавый пообнимал тебя, гнида, вволюшку. И поимел. Козел ты был, расстрига, козел, а то и петух. Подмяли тебя под себя, а ты всем и давал. А потом и втянулся. От лукавого, сказано в молитве? Пуля тебя от лукавого избавит. Лишь она. Сам ты не вырвешься. Аминь!

Амвросий рванул скрюченное отчаянием тело вперед, к старику: не надо! Пощади!.. Он понял краем сознания только вспышку адской, нечеловеческой боли, мысль: вот так же все они умирали, так же им всем было больно, — а потом ощутил блаженную и сладкую, потустороннюю тьму, в которой пропало навсегда все сущее и он сам.

Чек ничего не понимал.

Он давно уже ничего не понимал, что к чему. Так же, как многие братья-скины.

Хайдер как сквозь землю провалился. Фюрер, так его мать! Кинул их, как форменный кидала! Сначала мозги им запудрил, а потом — в кусты… Многие слонялись без дела. Многих забирали в колонии, в детдома, в распределители, на зону. Многие подсаживались на иглу, уходили из скинов — в настоящие нарки, забывали великие идеи, что вели их к победе, и опьянялись сиюминутным острым кайфом. Многие становились ворами, добывая деньги из карманов у прохожих, пассажиров, покупателей, и их ловили и сажали в тюрьму. Хайдер, где ты?! Ты же так хорошо вел нас, Хайдер! Ты знал цель! Ты знал, куда идти! А теперь мы ничего не знаем без тебя. Мы потеряли нить. Мы заблудились. Оказывается, если нас много, нам непременно нужен — поводырь?!

Чек ничего не понимал, что происходит, как быть, что делать. И самое главное — где Дарья. Ефим отпустил его, насовав ему в карманы хренову тучу бабок, за это взяв с него обещание работать на него. Проще говоря — стать его слугой… или даже осведомителем. Ох, цистерну коньяка они с ним выпили в тот раз! Пить мужик здоров. Но и он тоже не облажался. Он наврал ему с три короба, что да, он с ним, они скорешились, он уже не будет шантажировать его, вытрясать из него деньги на чужих дядей, лучше путь Ефим ему денежки дает на него самого, да только бы поскорее отпустил его! И он был отпущен, а как же иначе. Сговор есть сговор. Где Дарья? Дарья где, эй вы, люди, я вас спрашиваю?!..