Михаил Серегин - Облава на волка

– Итак, – пробормотал под нос себе Щукин, – что мы имеем?.. А имеем мы то, что нас имеют – во все дыры и со всей радостью… Ладно, это лирика, размыслить, как я буду отрывать голову Ляжечке, надо будет как-нибудь на досуге. А сейчас лучше подумать о том, что мне делать дальше. Семена и «братков» его уже не вернешь. Как не вернешь и тех пятерых людей, которых перестрелял в наркотическом дурмане Матрос… Матрос… Ну, Санька остался с ментами разбираться. Вот пусть они приведут его в чувство и расспросят о том, что на пустыре происходило. А он им и расскажет – о крысах, жрецах, мертвецах и человеке с бородой…

Щукин снова посмотрел на себя в зеркало и несколькими движениями сорвал с лица порядком облезшую и похожую на серую мыльную пену бороду.

– Вот так, – проговорил он, растирая ладонью подбородок, – и нет человека с бородой. Есть Щукин. Николай Владимирович. Готовый действовать. Та-ак… А в каком направлении готов действовать Николай Владимирович Щукин? Ну, перво-наперво надо все-таки вернуться к Ляжечке. Рассказать ему все, как было, живописать ужасы перестрелок, пусть доложит своим хозяевам. Второе – коли уж не попали мы на паром и в ближайшее время, наверное, не попадем, надо заняться выяснением личности этого странного заказчика, которого никто не видел – ни Матрос, ни я, ни даже Ляжечка. Ляжечка ведь как-то связывается с ним – вот через Ляжечку и попробовать выйти. Да! Подать весточку Седому – хотя бы через этих парней Семена… Ну, или по телефону – телефон у них узнать. А потом? А потом, – решил Николай, – посмотрим. После небольшого тайм-аута Щукин снова выходит на поле. Разбегается и бьет – судье по роже. А что? Теперь по моим правилам играть будем.

Он завел машину и выехал из переулка. Медленно покатил по почти безлюдной улице, ища глазами ближайшую телефонную будку. Надо было звонить Ляжечке и сообщать о случившемся.

«И почему это Седой так печется о Лиле – обыкновенной телке? – подумал еще Щукин, закуривая сигарету. – Сентиментальничать – не в его характере. Любовь? Какая на хрен любовь! Да еще, понимаешь, в его возрасте. Любви на свете вообще не существует».

Как только промелькнула в его голове эта последняя мысль, Николай сжал зубы и поморщился, словно от острого приступа головной боли.

Усилием воли он постарался отогнать неприятные воспоминания, но сейчас у него это не получилось.

– Не бывает любви, – угрюмо пробормотал Щукин, – и все тут…

Николай Щукин почти с самого детства привык не доверять никому. Это его мировоззрение не изменилось, конечно, и теперь. От коммунистических идеалов, которые ему вбивали в молодости в школе, он давно отказался, а псевдодемократию, царящую в нашей стране, просто считает удобным политическим строем для удовлетворения потребностей лидирующего класса. Щукин не верит ни в бога, ни в дьявола. Он вообще не признает каких-либо высших сил, считая, что все, творящееся в мире, – дело рук самих людей. И никто не определит судьбу человека, кроме него самого.

Щукин давно избавился от чувства сострадания к ближнему, жалости к убогим, утратил способность к самопожертвованию и прочей высокопарной ерунде. Он считает подобные чувства уделом слабых и умственно ущербных людей, не способных на серьезный поступок. Им не движут никакие моральные принципы. Он считает правильным только то, что доставляет удовольствие и идет ему на пользу.

Однако у Николая все же существуют кое-какие представления о чести. Щукин никогда не лишит старуху последнего пятака на хлеб. Зато может оставить без средств к существованию семью состоятельного человека, перешедшего ему дорогу. Он никогда не убьет человека без веской причины. Зато может зверски изувечить кого-нибудь, кто мешает ему жить.

Щукин даже пройдет мимо девушки, к которой пристает хулиган, посчитав, что она сама в этом виновата (как, кстати говоря, и бывает в большинстве случаев). Но ту же самую девушку он может, не раздумывая, вытащить из объятого пламенем дома. Просто потому, что ей еще рано умирать.

Вообще, Николай – человек настроения. Если ему плохо, то он запросто набьет морду тому, кто «не так» на него посмотрит. А в хорошем расположении духа может полчаса извиняться перед каким-нибудь лохом за то, что наступил ему на ногу.

Да и… Щукин – одиночка.

У него масса приятелей, но нет ни одного настоящего друга, хотя есть много людей, ради которых он согласен рисковать своей жизнью, и Седой – из числа таких людей.