Феликс Разумовский - Сердце Льва — 2

— Внимание! В пути следования идти, не растягиваясь, не разговаривать, шаг влево, шаг вправо считаю побег, оружие применяю без предупреждения. Марш!

Вот так, вперед, вперед, вперед, строить светлое коммунистическое далеко. Однако, как это ни странно, работы на всех не хватало — чтобы вкалывать в промзоне, полагалось засылать в оркестр четвертак, ну а если уж душа пожелает того, то за сто рублей можно было вообще иметь работу, не работая. Впрочем вся зэковская жизнь состоит из парадоксов: пидер — изгой, неприкасаемый, а чай, спрятанный в его фуфле, пить не западло. Да и вообще все в этом мире противоречиво и алогично, нет глобальной гармонии. Андрона впрочем вопрос гармонии не волновал — Матачинский, как и обещал, без вопросов запряг его в пахоту, да не рогом упираться, а на блатное место. Только-то и спросил:

— Карету водишь? Вот и клево. Будешь рулем!

На «захаре», стареньком, обшарпанном грузовике, предназначенном для хозяйственных работ внутри зоны. Лендлизовском, заморской марки «Студебеккер», на таком еще злокозненный Фокс удирал от доблестного капитана Жеглова. Однако американцы постарались, не гнали небось месячный план — двигатель работал ровно, карданный вал не гудел, колеса не шли восьмерками, а ходовая по пизде. Бегает себе машинка, урчит, возит в кузове что надо и не надо. По идее выпускать ее за периметр нельзя, не положело, не по уставу, так ведь только то, что положено, в жопу сношают. Как, спрашивается, порадовать вагонкой строящего дачу кума, доставить из промзоны мебель для хозяина или перебросить на рынок хрюшку из подсобного хозяйства? Ну не хребте же, на колесах. А в машине между прочим можно спрятать все, что угодно, кроме индийского слона и гвардейского танка — у одного будет торчать хобот, у другого ствол. Так что неплохо устроился Андрон, и сытно, и непыльно, и авторитетно. Это если учесть, что чай за 52 копейки шел за червонец, а бутылка водки за Бурого Володю. [15] Сто рублей. А возможность подходить и говорить с паханом, со всеми вытекающими благоприятными последствиями?..

Вобщем посмотрел-посмотрел на него народ, а потом незаметно так подвалил посыльный и спросил негромко:

— Хочешь жить в нашей семье?

А на зоне без семьи трудно — не будет тебе ни гущи, ни «мяса» из «десятки» (кастрюля), в бане шайку не дождешься, под душ не попадешь, спознаешься с крысятниками, казарменными ворами. Анахоретом в одиночку не выжить. И Андрон обрадовался, тем паче, что пригласили его в семью крепкую, степенную и рассудительную, но в случае чего способную дать такой отпор — мама не горюй. Шесть человек и все не подарки. Вот взять к примеру Грибова Павла Ильича, мужчину обстоятельного, молчаливого, двухметрового роста. Работал он себе водителем на молоковозе, никого не трогал. Едет себе машина, порыкивает мотор, а в цистерне плещется шеверюшка масла, нанизанная на тонкую проволочку. Но это она поначалу шеверюшка, а к концу пути превратится в пару-тройку килограммов. Не бином Ньютона — все так делают, жить-то надо. Только как-то решил то масло намазать себе на хлеб паскуда-гаишник, поганый мент. Не стерпел такой обиды Павел Ильич, вдарил. Да не так, как Андрон своего, а с концами, сразу в аут. Тяжелая весовая категория как-никак. Или вот Урманов Фрол Степанович — матерый человечище, золотые руки. У себя в северной Якутии он занимался тем, что доставал из болот и топей провалившуюся технику — множество автомашин, кранов и бульдозеров тонет при строительстве газонефтепроводов. Однако не пропадать же добру — Фрол Степанович со товарищи словно туши мамонтов в старину вымораживал из хлябей всякие там «Магирусы», «Катерпиллеры», «Камацу», «Икато», приводил в порядок и по подложным документам рыл траншеи, возводил дома, строил дороги. Кажется, всем хорошо. Нет, объявили злостным расхитителем, довели дело до суда, описали всю раньше никому не нужную технику. Правда, не всю. Сел Фаддей Саввич на бульдозер, с чувствои надавил на газ да и попробовал на прочность местную советскую власть в лице здания ОВД, райкома партии и прокуратуры. Хорошо попробовал… и пересел с бульдозера на нары. Вобщем в хорошую семью попал Андрон, крепкую, драчливую, с богатыми традициями. Выжил на зоне, приспособился, не пропал. Человеком остался.

А жизнь на кладбище между тем шла своим чередом. Каркали вороны, чмокали лопаты, каждодневно, по нескольку раз прибывали автобусы на спецплощадку. Тут же как из-под земли выскакивали четверо молодцов в черных комбезах, хватали гроб и тащили его в «зал прощания». Из боковых дверей выходил товарищ с цинковой мордой, строил прощающихся по ранжиру и заходился казенной речугой о светлой памяти в наших сердцах. Тут же крутился лихой фотограф, мастерски щелкал «Сменой», делал фотографии покойного. После пары-тройки удачных крупняков — в фас, профиль и снова в фас — прощальная церемония заканчивалась. По знаку цинкомордого снова появлялись молодцы, грузили гроб на катафалк и везли, с музыкой или без оной к месту вечного пристанища. Вобщем как в песне поется: