Феликс Разумовский - Сердце Льва — 2

А к тому времени и Люся расстаралась, доблестно влилась в ряды новых спекулянтов-частников. Так что взял Андрон все ее бумаги, выправил у нотариуса доверенность — инвалид ведь как-никак, сама ходить не может, да и подался в районную администрацию — пробивать пядь землицы под собачий ларек. Вот уж нахлебался-то дерьма, на всю оставшуюся жизнь. Разрешение, согласование, длиннующие очереди, районный архитектор, районнный художник, коммунальный отдел, пожарники и СЭС. Сколько же сволочи в районе, и все хотят жрать, да в три горла. А сухая ложка, как известно, рот дерет. Наконец предпринимательская нелегкая занесла Андрона в торготдел, к начальнику. Озверевший в корягу, он без стука рванул дверь, вломился в просторный кабинет и обомлел — за столом сидела строгая и неприступная Надюха из Сиверской. Сразу вспомнилась скрипучая кровать, «клетка», танцы, панцы, зажиманцы, сиплый и волнующий голос центрового гусляра:

Только это был не сон — демократическая явь. Вот она, Надюха, — модноая стрижка, фирмовая блузка, скромные, в три звонка, светофоры в ушах. А начальственна, а строга. Инесса Арманд, Клара Цеткин и Лариса Рейснер в одном лице. Очень даже не дурном, умело намакияженном.

— Ну что вам, — она подняла глаза, командно взмахнула ресницами, и голос ее вдруг дрогнул. — Ой мама, роди меня обратно! Андрюха, ты? Ну, блин, я почесана!

Сразу видно, не забыла старого друга. И не утратила способности к бурным проявлениям эмоций.

— Привет, Надюха, — весело сказал Андрон и сразу, будто скинув лет пятнадцать, снова ощутил себя сиверской шпаной. — Ну ты смотришься классно. Просто отпад. Как живешь? С кем?

Господи, ну везет же ему на знакомых баб. Мужики-то знакомые, кто подстрелен, кто повесился, а кто просто пидер. А с другой стороны, с бабами-то оно проще. Все обделены вниманием и лаской, все на передок слабы. И Надюха начальница не была исключением.

— Я женщина трижды разведеная и живу весело. В середу спереду, а в пятницу в задницу. Только никому не говори, — мило улыбаясь, она встала, вышла из-за стола и, густо обдав Андрона запахом духов, высунулась в дверь. — Светлана Павловна, скажи народу — приема нет. По всем вопросам завтра. — Закрыла дверь, щелкнула замком и подошла к Андрону вплотную. — Господи, Андрюха… Какой стал… Тебя бы в Голливуд, в кино, — она вдруг всхлипнула и с легкостью, как все пьющие женщины, пустила слезу. — Знаешь, а ведь я все вспоминаю Сиверскую, папулю, Мариху, тебя…

Пустила слезу она впрочем ловко и с достоинством — не испортив макияжа.

— Кстати, а как они? — Андрон почувствовал, как ходит грудь Надюхи, и испытал томление в штанах. — Чем дышат?

Все эти базары про то, как хорошо бы взять в детство обратный билет, он не любил, на сердце и без того хватает шрамов. А вот наощупь Надюха еще даже очень и очень ничего. И духи у него не терпкие тонкие, как у Оксаны — сладкие, приторные, дающие по мозгам. На такие мужики, как мухи на мед.

— Папуля уже не дышит, пришили по пьяне, — Надюха отодвинулась, вздохнула тяжело, — а Мариха ничего. Блядует себе в Чухне, в автопарке плещется, живет как у Христа за пазухой… Ты сам-то как?

В голосе ее, мятом и негромком, сквозил неподдельный интерес, глаза под накрашенными ресницами горели похотью и нетерпением.

— Да хвастать особо нечем, — Андрон нахмурился, пожал плечами и сразу вспомнил о деле. — Вот решил ларек поставить. Стандартный, типа табак…

— А давай-ка мы его поставим потом, — сразу прервала его Надюха и снова прижалась грудью, требовательно и призывно. — А сегодня меня поставим раком. Не забыл еще, как это делается?

Да нет, у нас никто не забыт и ничто не забыто. И Андрон мастерски покрыл Надюху — в рваном темпе, на начальственном столе, ничего не помяв, не изгадив и доставив массу приятного. Однако это была лишь преамбула, просто так ларьки у нас не ставятся.

— Двинули ко мне, — Надюха трудно отдышалась, взглянула на часы и, вытащив платочек, стала подтираться. — Один хрен, рабочий день закончен. А то здесь и не развернешься толком. Жди меня у главного входа. И водки купи, там ларек рядом.

И пошел, затарившись «Черной смертью», Андрон к Надюхе в гости. Пила она на равных, жестко, по-мужски. А вот держалась мягко, податливо, сугубо по-женски. Шесть раз дала со всем нашим удовольствием, и все с тылу, по-четвероножьи, по-собачьи, даром что ли Андронов ларек так напоминал песью будку. До самого утра раздавались крики, стоны, охи, волновали воздух судорожные телодвижения. А на следующий день ларек встал, прочно и надолго. Сразу нашлось местечко. Причем не худшее, аккурат у входа в метро. И никто слова плохого не сказал, ни пожарники, ни СЭС, ни районный художник, ни районный архитектор. Всех их Андрон посылал в пизду. Надюхину. Купил трехлетнюю, поезженную, но не ржавую пятерку, справил за не очень дорого права да и посадил в собачью будку ликвидаторшу Люсю — при кассе и товаре, на пятнадцать процентов. Процесс пошел. И завертелся Андрон в колесах предпринимательства, все глубже увязая в мелкобуржуазной трясине. Недорезанный Дональд Дак, персиковый «Турбо», убийственный «Рояль», всерастворяющая «Греза» (полироль). Тайваньская параша, китайский триппер, гонконговское мерде. Косметика фабрики «Северное сияние». Поставщики, барыги, крохоборы, челноки, душная шелупонь-босота, номер которой на зоне — шестнадцатый. А здесь как же — авангард перестройки. Мерное урчание разжатого мотора, [22] То есть переделанного на семдесят шестой бензин. левое клацанье заряженной кассы, радующий брюхо — не душу — шелест мятых купюр. А по ночам жаркие объятья то Надюхи, то Ксюхи, истомные телодвижения, страстные стоны, тотальный оргазм и потеря гормонов. Вот такая жизнь, мелкобуржуазная и половая, вобщем совсем не кислая. Однако вскоре размеренное ее течение было нарушено.