Фридрих Незнанский - Одержимость

— Да-а-а! — Заставнюк какое-то время молчал, возведя глаза к потолку, покачал головой и еще раз добавил: — Да-а-а! Значит, по-вашему, «Владимир I» вырабатывает некий психологический яд? На простых смертных, заземленных и непродвинутых, этот яд практически не действует. Но для просветленных, чемпионов от Бога, использующих глубинные резервы подсознания, действие этого яда подобно, грубо говоря, укусу гюрзы? Я все правильно понял?

— Грубо говоря, да.

— Да-а-а! — снова протянул Савелий Ильич. — Вот, послушайте! Был у меня в молодости хороший друг, Гена Сапронов, ныне покойный, третий вратарь в составе, в официальных матчах вышел всего пару раз. Прыгучий, как кошка, но ростом не удался. Зато пенальти брал бесподобно. Феноменально брал. Где-то он достал книгу про индийских йогов, в те времена — редчайшая редкость, прочел и заболел. Неделю меня доставал: медитация, медитация! Мне в конце концов надело, я ему и сказал прямо: «Гена! Ты, конечно, парень классный, но отстань от меня со своей ересью!». Он, само собой, обиделся. Долго не разговаривали. Потом как-то все утряслось, и вот однажды он ко мне подходит после тренировки: «Знаешь, Сава, дай мне тридцать секунд перед пенальти, и я кого угодно загипнотизирую, как бы ни старался — забить не сможет!» «Ладно! — отвечаю. — пойдем попробуем!». а сам разозлился и думаю: сейчас вколочу ему банан в девятку и тему про йогов закрою. Навсегда. Снова будет Гена нормальный парень. Ставлю мяч на одиннадцатиметровую. Гена вышагивает по линии ворот, хмурится, чего-то про себя бормочет, потом сам подходит к мячу, ба-бах! — в молоко. И говорит на полном серьезе: «Вот, Сава! Кого загипнотизирую, тот даже по воротам попасть не сможет!»

— Да-а-а, — сказал Гордеев, подражая старику, и подмигнул лукаво. — Так поможете, Савелий Ильич!

— Черт с вами, что искать?

— Я же говорил: свидетельства о разрушительном влиянии информационных технологий на психику.

— Говорил! — возмутился Заставнюк. — когда это было?! Англоязычных материалов море, но ничего по существу: или рекламный треп психологов, или истерические вопли зеленых, — продолжал ворчать углубившийся в Интернет Заставнюк. — На русском языке — кот наплакал, а что есть, как вы выразились, — ересь, другого слова не подберешь! Вот слушайте, например:

«Семьи жертв расстрелянных два года назад школьниками в городе Колумбия, подали судебный иск против 25 компаний — крупнейших разработчиков компьютерных игр. Они утверждают, что именно кровавые компьютерные игры, такие как Doom и Quake оказали пагубное влияние на психику двух несовершеннолетних подростков, ставших убийцами. Коллективный иск был подан в окружной суд штата Колорадо от имени семьи погибшего учителя Дэйва Сэндерса и 12 семей колумбийских школьников. Объем моральной компенсации, которую рассчитывают получить искодатели, составляет пять миллиардов долларов».

Женя опаздывала минут на пятнадцать. А Воскобойников, как назло, не объяснил еще, где искать этого Чиркова. Утром пришло сообщение на пейджер:

«В 10.00 Чирков Олег Игнатьевич ждет вас в шахматном клубе на Большой Дмитровке».

Чирков — это второй тренер Мельника. Фамилию его они с Гордеевым, конечно, у Мовсесяна узнать забыли, лопухнулись. И шеф подчищал за ними хвосты. Значит, Олег Игнатьевич Чирков…

— Простите, вы — Евгения? — преградил ей путь некто в распахнутой дубленке, с зажженной сигаретой в руке. — Я — Чирков. Вот вышел покурить и вас подождать. Воскобойников сказал, придет по твою душу очаровательная фея. Вот стою, смотрю: одна прошла — не фея, другая… Потом вдруг — бац! то ли видение меня посетило, то ли правда фея…

— Демонстративная лесть должностному лицу, между прочим, может рассматриваться как извращенная форма взятки, — улыбнулась Женя. — Извините, я опоздала.

— Только не надо извиняться! Вы шахматистка? Почему я вас раньше никогда не видел? Вам тренер не нужен?

— Нет, я не шахматистка. Поговорим?

— Могу я по крайней мере угостить вас чашкой кофе или горячего шоколада? Тут через дорогу есть кафе.

— Погода хорошая…

— Уговорили. Давайте гулять. — Чирков зашвырнул в урну сигарету и запахнул дубленку. Ему было лет сорок с небольшим, нездоровый цвет лица, слегка затемненные очки не скрывали, а, напротив, подчеркивали большие круги под глазами, темные длинные волосы упрямо падали на лоб, и он то и дело мотал головой, отбрасывая их назад. — Насколько я понимаю, речь пойдет о Константине, так? И о его гибели?