Фридрих Незнанский - По агентурным данным

Где Олег? Я остановился, прислушиваясь. Над портом опять повисла тишина, которую нарушал лишь пронзительный крик чаек. Но вот в этот крик вплелся другой — так кричит пустельга. И я двинулся на звук.

В тесном пространстве внутреннего дворика, образованного высокими металлическими стеллажами, заставленными какими-то ящиками, Олег бился на ножах. Его противник, миниатюрный подвижный юркий немец прекрасно владел этим видом оружия. Автомат Олега был отброшен, на рукаве — большое красное пятно. Я попытался взять фрица на мушку, но Олег постоянно закрывал его своим телом. Пришлось огибать всю эту хренатень, чтобы выйти противнику в тыл. Но когда я подоспел, Олег уже отирал лезвие финки. Враг, как пишут в газетах, был обезврежен, а лицо нашего интеллектуала выражало такую свирепую ненависть, что я расхохотался.

— Ну и видок у тебя! Жаль, зритель тебя таким не увидит!

— Да иди ты! — огрызнулся он, зажимая окровавленный рукав. — Помоги лучше.

Я осмотрел рану. Вроде, ничего страшного, нож прошел по касательной.

— Это как же он тебя зацепил?

— Сзади налетел. На шею прыгнул, — нехотя буркнул Сташевич. — Вон оттуда, — он указал глазами на верхний ряд ящиков.

— Ясно. А ты не успел среагировать? — ехидничал я, накладывая жгут.

— Не успел бы, лежал бы с перерезанным горлом, — буркнул Олежка. — А где Чиж?

— Бороздит морские просторы. Пойдем, ему, может, тоже помощь нужна.

Мы подошли как раз в тот момент, когда Чиж, сжимая зубами нож, выбирался на причал. Вода ручьями стекала с одежды.

— Порядок, — выдохнул он.

— А где труп?

— Да вон, внизу. Я его у поручней закрепил.

— Как водичка?

— Нормуль. Выше нуля. Градусов на пятнадцать. Я посмотрел на циферблат.

— Время окончания операции — четыре часа пятьдесят шесть минут. По-моему, мы молодцы.

— А то! — стуча зубами, отозвался Чиж.

Мы вернулись в штаб. Кислицын крепко жал руки и любил нас как родных. Оказалось, что шестого немца убили свои же. Вот падаль! Пока я писал рапорт, пока Олегу оказывали медицинскую помощь, а Чижа отогревали чаем с водкой, пока Кислицын связывался с нашим начальством, прошло еще два часа. Нам было предписано двигаться прежним курсом, то есть в Первопрестольную, дабы доложиться по всей форме, а потом… Потом каждому был обещан пятидневный отпуск! Вот оно, счастье!

Кислицын позаботился, чтобы мы попали на первый же поезд, и, едва мы оказались в купе, Чиж соорудил закусь, я извлек из вещмешка бутылку водки, подаренную Кисли-циным, и процитировал классика, коим несомненно станет когда-нибудь Олежка Сташевич:

— Сейчас по сто пятьдесят и спать до Москвы. Возражения есть?

Возражений не было.

Огни фонарей вдоль железной дороги, проложенной у подножия тирольских холмов, освещали небольшой австрийский городок, засыпанный снегом, словно убранный в сказочные белые одежды.

Нарядные витрины магазинов, веселые люди, их улыбки, яркие наряды, венки хвои над окнами аккуратных двух-, трехэтажных домов — все напоминало о только что прошедшем Рождестве и о том, что завтра наступит новый, 1938 год.

Курт Домбровски поднимался по склону холма, с удовольствием прислушиваясь к хрусту снега под лыжными ботинками, радуясь возможности побыть одному, без снующих под ногами детей, их вздорных мамаш и надменных папаш. Он глубоко вдыхал крепкий, морозный воздух, легкий, как взбитые сливки. Утром выпал снег, потом изрядно подморозило, и сейчас склоны были девственно чисты. Словно крупное сильное животное отряхнулось от бесконечного множества надоедливых насекомых и улеглось на отдых. Курт остановился, чтобы насладиться одиночеством и тишиной. И тут за спиной послышалось чье-то прерывистое дыхание. Курт обернулся.

Его пыталась нагнать темноволосая девушка в бело-голубом лыжном костюме. «Это она!» — удивляясь удаче, думал Курт, отвечая на ее улыбку вежливым наклоном головы.

— Добрый вечер! — тут же заговорила девушка, и он отметил, что говорит она с весьма резким акцентом и что у нее глубокий, очень красивого тембра голос.

— Добрый вечер, фрейлейн, — учтиво, но весьма сдержанно ответил он.

— Извините, что побеспокоила, — она вспыхнула, решив, что пришлась некстати, — но я видела вас утром в нашей гостинице… Я заблудилась! Каталась, каталась, перебиралась со склона на склон и… вот. Не подскажете, как мне вернуться назад?

— Разумеется.

Используя лыжную палку в качестве карандаша, он начертил на снегу путь к гостинице.