Фридрих Незнанский - По агентурным данным

В окно было видно, как шел он, размахивая руками, быстрыми шагами сокращая расстояние до березовой рощи. Марина смотрела ему вслед и беззвучно рыдала.

Хижняк ходил по комнате, собирая вещмешок. В этой комнате, где он часто оставался до войны на ночь, а то и на день-другой — если задерживался допоздна на заводе или перед скачками, когда нужно было находиться возле лошадей неотлучно, — в этой комнате, как оказалось, сохранилось много милых мелочей. Несколько книжек, открытки, любительские фотографии, хлыст, защитные очки, секундомер, даже наездничья куртка. Он взял в руки секундомер, щелкая кнопкой по привычке наездника. Стрелка то стремительно неслась по кругу, то останавливалась как вкопанная. Вот так и его счастье — стремительно неслось, завертев его в сладком водовороте, и остановилось, как не было.

Он побросал кое-что из мелочей в мешок, последним взглядом окинул комнату и вышел.

Хватит, расслабился здесь среди цветочков. Пора и честь знать.

Получалось, что возвращается он на полсуток раньше, но это ничего. Раньше — не позже.

Он вышел на темную уже улицу, быстро пошел к остановке. Если трамвая не будет, поймаю попутку, думал он, закуривая. Недалеко от остановки Хижняк остановился, привлеченный какими-то сдавленными звуками. Звуки, — кажется, это был придушенный женский крик, — раздавались из ближайшей подворотни.

Не мешкая, он отшвырнул окурок и бесшумно скользнул в арку.

У стены, ведущей в глубину двора, три мужские фигуры возились возле «распятой» вдоль нее женщины в светлом платье. Двое удерживали ее раскинутые в стороны руки. Третий, очевидно главный, тесно прижавшись к жертве, задирал подол платья. Другая его рука сжимала горло девушки. Жертва отчаянно сопротивлялась, но силы были явно неравны.

Все трое были так увлечены происходящим, что не заметили, как подкрался Егор, и завопили лишь тогда, когда он сильным ударом сзади, чуть правее макушки приплюснутого затылка, свалил главаря с ног.

— Бегите, — приказал Егор женщине, глядя не на нее, а на двоих жилистых парней с совершенно бандитскими рожами. У обоих в руках уже блестели лезвия ножей.

Женщина бросилась вон, и он слышал ее крик:

— Милиция! Помогите! Убивают!

Мгновенно разметав в прыжке обоих противников, выбив ножи, приложив «героев» мордой к стене, бросив обмякшие тела на асфальт, Егор выбежал следом за женщиной, только теперь сообразив, что кричит Марина.

Это действительно была она. Женщина металась по пустой улице и отчаянно звала на помощь. Он тихо позвал ее по имени.

— О господи! Живой! — Она бросилась ему на шею.

— Живой. Чего со мной будет, — он улыбался, гладя ее волосы.

— Пойдем, пойдем отсюда! Эти мерзавцы. Они же убить могут.

Она увлекла его по дорожке в сторону, абсолютно противоположную той, куда направлялся Егор.

Всю ночь они провели на берегу реки, куда водили на водопой табун, где плескались в прохладной, быстрой воде. Внезапная встреча после разрыва, то, что он спас ее от негодяев, которые едва не надругались над нею, — все это показалось обоим чудесным знаком судьбы, которая ну никак не хотела разъединять две эти жизни.

— Какой ты герой! Правда, герой! Один против троих, даже не зная, кого защищаешь.

— Ну если бы знал, убил бы гадов, — смеялся Егор. — Это им крупно повезло, что я тебя в темноте не опознал. Как же тебя занесло туда так поздно? — спрашивал он, гладя ее волосы.

— Я от подруги возвращалась. Вышла из подъезда, а они как раз в подворотню зашли.

— А что же ты у подруги делала? Плакала?

— Нет. То есть, да. Но это не важно.

— Конечно, не важно, любимая моя, девочка моя родная, солнышко мое рыжеволосое. Я не дам тебе больше плакать, — шептал Егор, крепко прижав Марину к себе. — Никому не дам тебя в обиду, никому тебя не отдам, буду беречь тебя, заботиться о тебе. Ты только подожди немножко! Я все решу. Я сам хочу вернуться к нормальной мирной жизни. Подожди еще капельку, и ты сможешь познакомить меня с мамой.

Он говорил, его руки блуждали по ее телу. Гладили шелковистую кожу, ласкали полную грудь расцветшей женщины, стосковавшейся по своему мужчине. Она не сопротивлялась, со сладким стоном отдавалась она его ласкам, которые становились все смелее и смелее.

Страсть захватила их, оба больше не сдерживали себя, оба не могли оторваться друг от друга, насытиться друг другом. Лишь на исходе ночи они раскинулись на траве, едва соприкасаясь обнаженными телами, глядя в небо, которое озарялось предрассветными красками.