Фридрих Незнанский - Последняя роль неудачника

— Какой городок с гнильцой? — машинально спросил Гордеев.

— Зеленогорск этот.

…Гордеев сидел в студии модного художника Олега Артемьева и пытался добиться от него связного рассказа. У Артемьева были всклоченные волосы, красные глаза и изрядная небритость — абсолютно богемный вид в дополнение к академическому образу художника — бархатной курточке и вельветовым штанам, перепачканным краской.

Мастерская Артемьева располагалась в огромном подвале на Тушинской. Тут было метров сто пятьдесят квадратных, никак не меньше.

— Легко ко мне добрались? — спросил Артемьев.

— Без проблем.

— Знаете, когда я впервые устроил тут вечеринку, всем моим гостям показалось, что моя новая мастерская находится где-то в медвежьем углу. Сейчас же коллеги по цеху завидуют, считают, что я прекрасно устроился.

— Значит, вы тут недавно обосновались?

— Пару лет. Раньше у меня была мастерская на Соколе. В один прекрасный момент мне позвонили из управы и сказали, что закончился срок аренды и я должен покинуть помещение, потому что туда собираются въехать иконописцы. На следующий день пришли ко мне крепкие ребята в кожаных куртках. Я, помню, думаю про себя: странные иконописцы какие-то, бритые и на братков похожи. Вежливо прошу их дать мне хотя бы месяц, чтобы подыскать новое место. А они мне: «Два дня тебе на выезд, а то придут братаны и тебя выкинут». «Спасибо, не надо», — отвечаю. Собрался и уехал оттуда. Потом я какое-то время искал место для работы, а потом просто за счет одного призового проекта выиграл право аренды заброшенного подвала. Когда в него пришел — ужаснулся. На полу толстенный слой комаров, которые здесь плодились, но никуда не улетали, так и падали замертво, а по ним бегали огромные крысы. По стенам вода текла, а неподалеку электрощиток искрил и сверкал… Но ничего, постепенно высушил и вычистил подвал, сделал принудительную систему вентиляции, гидроизоляцию стен, пола и, по просьбе соседей, — художник усмехнулся, — звукоизоляцию потолков. Я видите ли, с Долоховым дружу, ну, вы это уже знаете, и люблю иногда его барабаны послушать — у меня много записей.

На стенах висели чучела обезьян, под потолком — видеопушка и… качели. А в отдельном закутке — уютная спальня. Одна стена была расписана иероглифами.

— Вы понимаете по-китайски? — спросил Гордеев, чтобы более непринужденно завязать беседу.

— Кажется, это вы понимаете по-китайски, — не без удивления сказал Артемьев. — Все, кто первый раз видит, почему-то сразу говорят про японскую письменность.

— Да я наобум сказал, — сознался Гордеев.

— Понятно. Я, конечно, знаю, что здесь написано, но сам по-китайски не говорю. Я к этому иначе отношусь. Иероглиф — и рисунок, и одновременно нечто большее. Любой рисунок имеет смысл. Однако у иероглифа он конкретный. В этом отношении противоположностью иероглифа является природа, смысл которой нам часто непонятен. А между природой и иероглифом простирается пространство, которое нам необходимо заполнить. В этом я вижу свою функцию как художника. Понимаете?

Гордеев кивнул, хотя, положа руку на сердце, мало что понял. Он кивнул на потолок:

— Интересно, а жильцы в курсе, кто под ними творит?

— Соседи здесь, конечно, нервные, — печально усмехнулся Артемьев, пуская клубы дыма, — курил он без передышки. — Чуть что — ко мне, говорят, что я виноват в том, что свет в доме отключили или горячую воду. Однажды на моей двери жирными буквами написали «Мазила». Тоже мне, обидели, называется! Но я ведь их вообще не беспокою, появляюсь здесь довольно-таки редко. Разве что барабаны…

— Вы хотите, чтобы я решал ваши коммунальные проблемы? — поинтересовался Гордеев.

— Что вы! — замахал руками художник. — Это так, к слову. Да и, наверное, уеду я отсюда все-таки. Для художника нужна мастерская как минимум двухуровневая и метров в шестьсот. Там должно быть место для складирования, съемки и, наконец, для того, чтобы нормально посмотреть на свою работу. Ведь искусство требует взгляда из пространства, правильно?

Гордеев пожал плечами:

— Вам видней. Хотя… ваш приятель Бомба купил вот себе домик в Финляндии.

Артемьев вздохнул:

— Ему — что? Музыку ведь не украдешь и не испортишь, верно? Но вообще это правильно, вот разберусь со всеми делами и куплю участок в Подмосковье, где-нибудь за Химками, чтобы от стариков своих недалеко. Построю там себе огромный ангар и буду жить и работать.

— Я слышал, Химки — славный городок, — заметил Гордеев. — Несмотря на название.