Фридрих Незнанский - Мировая девчонка

— Спроси Филю! — рычал Александр. — Уж ему-то ты веришь, Фома чертов?! — это он имел, скорее всего, в виду библейского Фому неверующего. Но причем здесь нечистый?…

А Костя продолжал настаивать на своем:

— Не верю, Саня! Я с Ириной разговаривал, я ей верю больше, чем вам всем, вместе взятым. Но зачем это тебе, объясни по-человечески? Чего ты к чужим женщинам лезешь постоянно? Тебе мало всяких латвийских историй?! Когда ж это все кончится?!

«Так вот же, понятно, откуда ветер подул! Ну, конечно, „старая и некрасивая“ задела-таки за живое! Но с чего бы это вдруг Ирина стала жаловаться Косте? Нет, скорее всего, она могла обмолвиться с присущим ей сарказмом о новых „стараниях“ своего Шурика, ну а Костя немедленно сделал удобный для себя вывод. И решил проявить отеческую заботу о непутевом отпрыске. Что ж, валяйте, братцы, пытайте, а я, как партизан, лучше промолчу!»

— Хорошо, — неохотно сделал вид, что сдался, Александр, — звони Питеру. Уж ему-то…

— Ха! Нашел себе адвоката! — в буквальном смысле возопил Меркулов. — Да этот замшелый гедонист!..

— Костя! — Турецкий зажал уши руками и проговорил медленно и спокойно: — Замшелость и гедонизм не стыкуются, тебе отказывает элементарный эстетический вкус. Боже, как это неприятно! И потом, у тебя, оказывается, нет ничего святого? Боюсь, что старине Питу будет чрезвычайно неприятно услышать твое мнение о его жизненных принципах.

Уши были зажаты, Костя отчаянно жестикулировал и что-то возражал, но Турецкий умильно, по-детски, улыбался, не опуская ладоней. Наконец, когда он увидел, что Меркулов выдохся, спокойно опустил руки и, пожав плечами, поднялся.

Из-за чего весь сыр-бор разгорелся? Всего и надо-то было, чтобы Костя в нужный момент поддержал «Глорию» в ее расследовании, ну, показал свою информированность и, тем самым, как бы продемонстрировал, что Генеральная прокуратура в курсе и возражений не имеет.

— Да, я забыл сказать, Костя, мы полагаем, что теперь твоя помощь нам и не понадобится. Нет… У Филиппа, кажется, все отлично получилось. И результат станет известным уже до конца дня. Не беспокойся больше, мы сами справимся. Но вот захочет ли он пригласить тебя на свою свадьбу с Динкой, этого я не знаю. Что ж, пока, Константин Дмитриевич?

— Причем здесь это? — опешил Костя. — Какая свадьба, какая Динка? Ты о чем?

— Все о том же. Филя говорил мне, и не раз, что ему очень нравится эта женщина. Девочку мы и без твоей помощи отправим во Францию, ты здесь не нужен, нам Марго поможет, а ее и Питер тоже об этом попросил, она ж у президента в советниках. Значит, Динка одна здесь останется. Я думаю, что у Фили появится отличный шанс сделать ее жизнь вполне счастливой. Кажется, она тоже так считает. Но это — мои вымыслы, домыслы и… промыслы, как ты выражаешься. Эх, ты, друг называется… назывался… Ладно, я свободен. И не мешаю работать.

Это Саня нанес свой последний укол, напоминая Косте прошлое. Тот всегда заканчивал свои нравоучения фразой: «Свободен, не мешай работать!», ставшей уже «коронкой» среди всех, кто знал Меркулова. Ничего, пусть ему прошлое икнется. И икнулось!

— Сядь! — рявкнул Меркулов. — Что, понимаешь, за мальчишество? Выведет из себя, а потом героя корчит! Обиженного еще. А причем здесь Агеев?

— Чего ты у меня спрашиваешь? Спроси у него.

— А почему Ирина?…

— А это спроси у нее. Ты когда с ней разговаривал?

— Ну… несколько дней назад… два… три… Она была искренне возмущена твоим поведением!

— Ты б вспомнил еще, о чем год назад с ней беседовал. Ах, да, год назад я, кажется, еще валялся в коме.

Это тоже был удар пониже пояса и точно по Костиному самолюбию: по его ж вине отчасти та трагедия случилась, он же заставил друга Саню ехать с подарками в детский дом, в котором, как оказалось, террористы уже все подготовили для проведения громкого теракта.

— А я ей вчера все популярно объяснил, она и плечом не повела, сказала только, что надо свадебный подарок придумать поинтересней. А Люську, ну, дочь Дины Петровны, предложила каким-то образом с нашей Нинкой связать. Там же от Парижа до Лондона чуть ли не электричка ходит… Ну, как у нас до Коломны или там до Можайска.

— Ни-че-го не понимаю, — произнес озадаченный Костя. — Что там, у вас, происходит, к конце-то концов?

— Пых! — как говорит Антон. И — в дамках! А ты хоть пробовал? Понимать-то? Кого-нибудь, кроме себя? Ладно, Костя, не морочь мне голову. Не хочешь — не надо. Я пошел.

— Нет, ну, позвонить я, конечно, могу. А что он, этот ваш Базыкин, он такой страшный?