Владимир Колычев - Не жалею, не зову, не плачу

– А машина где?

– Там, во дворе. Красный «Форд»…

– Значит, он и сейчас здесь, – решил я.

Степан был аферистом и, как сказала Вика, с бандитским уклоном. Нетрудно было догадаться, что номер с офисом – его рук дело. Его люди сначала забрали у Вики его же деньги, а потом стали требовать с нее квартиру и дом. Да один дом в Ярославле стоил гораздо больше, чем двадцать тысяч долларов, не говоря уже о московской квартире…

В боевом запале я готов был разобраться с проходимцем на месте. Но поверженные мною бандиты уже очистили лестничную площадку нашего этажа, и во дворе дома не было никакого красного «Форда». Из этого я мог сделать вывод, что противник трусливо ретировался, не желая брать реванш за поражение.

Дома я попытался успокоить Вику.

– Эти парни поняли, с кем имеют дело, – не без чувства гордости за себя рассуждал я. – Деньги за офис они забрали сами у себя, так что ты им абсолютно ничего не должна. Больше они к тебе не сунутся, так что можешь спать спокойно…

Но Вика не верила мне.

– О чем ты говоришь? – с горькой насмешкой сказала она. – Они мне теперь житья не дадут. Будут требовать, угрожать… Хоть на работу теперь не ходи…

– Боишься?

– Нет, я вся такая храбрая, что сама от себя тащусь!.. Да мне жить не хочется, как страшно!

– Ты мне организуй встречу с этим Степаном, я с ним поговорю…

– Да он тебя слушать не станет. А живым ты от него не уйдешь… Это бандиты, пойми. Если они вцепились в горло, то, пока не загрызут, не успокоятся. Сейчас вся сила за бандитами, потому что они все могут, а милиция только себя, родимую, и бережет… Степан показал свое истинное лицо, теперь я знаю, что он из себя представляет…

– Но ведь ты ему ничего не должна.

– Ты что, не понимаешь? Бандитам не нужно свое, бандитам нужно чужое! Тем они и живут… А Степан и про дом знает, и про квартиру. Это я, дура, все ему рассказала. Он говорил, что Москва ему надоела, я ему предложила в Ярославль уехать… Дура я, Миша. Фатальная дура. Раньше мне с мужиками просто не везло, а сейчас еще сам злой рок на мою голову навязался…

– Ничего, что-нибудь придумаем…

Я был почти уверен в том, что ситуацию можно уладить. Не так страшен черт, как его малюют… Но, как оказалось, Степан со своими ублюдками еще страшней, чем я представлял.

Вика дала мне понять, что спала с бандитским оборотнем, но я как-то не подумал, что эта сволочь могла снять слепки с ее домашних ключей. Об этом я подумал посреди ночи, когда чьи-то могучие руки скинули меня с постели, а чья-то нога со страшной силой врезалась мне в лицо. Еще несколько ударов ногой, а потом на мою голову обрушилось что-то тяжелое, и я потерял сознание…

В чувство я приходил очень долго. Тонул в черной смоляной волне, качаясь вместе с ней и на какие-то мгновения выныривая на сумеречную поверхность. Мужские голоса, женские стоны… Снова чей-то мужской голос, но уже лишенный агрессии. Меня куда-то понесли. Завелся автомобильный мотор, хлопнула дверь, и снова я утонул в черной смоле…

Окончательно я очнулся в больничной палате. Симпатичная на лицо, но чересчур объемная в бедрах сестричка делала мне укол. Увидев, что я открыл глаза, мило мне улыбнулась, но ничего не сказала. Потом появился врач, он долго смотрел мне в глаза, оценивая через них мое состояние; задавал мне вопросы. Диагноз был утешительным.

– Жить будешь.

Оказалось, что моя черепная коробка выдержала сильный удар, но ушиб головного мозга все же был. Я помнил все, что произошло со мной накануне, никакой амнезии не было, и это в первую очередь утешало меня, а потом уже врача…

Но все было совсем не так хорошо, как хотелось бы думать. Чуть позже я узнал, что бандиты избили моих родителей и сестру. Мама и Вика пострадали серьезно, но до больничной койки, как в случае со мной, дело не дошло. А у отца случился третий инсульт, он попал в реанимацию, а через два дня, не приходя в себя, умер.

О том, что отца больше нет, мне сообщила Вика. Она тщательно заретушировала синяк под глазом, но ничем невозможно было скрыть страх и тоску в ее глазах.

Мы долго молчали, взявшись за руки. Я думал о том, что должен отомстить за смерть отца, а Вика пребывала в упадническом настроении.

– Завтра к тебе должны прийти из прокуратуры, – сказала она, пряча от меня глаза.

– Пусть приходят.

– Ты не говори, что случилось… То есть говори, что тебя ударили по голове, но кто, не знаешь…

– Но ведь мы оба знаем, кто это был.

– Знаем… Как знаем и то, на что они способны… Отца уже не вернешь. А нам еще жить и жить. И тебе, и мне… О маме подумай… И обо мне… Они сказали, что в следующий раз сначала изнасилуют меня, а потом убьют… Если бы просто убили… Миша, ты должен думать обо мне и маме!