Гэвин Лайл: Ровно в полночь

Я кивнул. Находка меня не удивила: почти все, кого вербовал Мерлен, сражались вместе с ним в Сопротивлении. Но только в кино все партизаны размахивали "стенами". На самом деле их доверяли только тем, кто доказал, что способен попасть из него в цель.

Но теперь он нарвался на противника, который умеет подобраться вплотную и стреляет наверняка. Я пожал плечами. Война давным-давно закончилась и все мы многое забыли. Правда, непохоже, что противник забыл тоже.

Спрятав ключи, я выпрямился. Харви повторил вопрос:

– Куда мы его денем?

– Бросим в море: начался отлив. Ни в гальке, ни в песке нам могилу не вырыть.

– Его найдут.

– Возможно. А может быть и нет. Или далеко отсюда. После нескольких дней в воде время смерти определить точно станет невозможно.

Он кивнул, мы подняли тело и потащили по гальке к морю. Груз был тяжел и неудобен, двигались мы медленно и неуклюже, но в конце концов добрались – зашли по колено в воду и забросили тело метром дальше.

Я взглянул вдаль – горизонта не видно, море и небо слились в густую темную пелену. На всякий случай я промигал фонарем азбукой Морзе сигнал "все в порядке". Ответа не последовало.

Если честно, я его и не ожидал, учитывая погоду и обычную поначалу суматоху. не меньше часа после установленного времени беспокоиться не стоит. Оставалось надеяться, что у Мэгенхерда хватит ума выбраться на берег в маленькой незаметной лодке, оставив яхту за трехмильной зоной.

Ожидание обещало быть долгим. Не обязательно тут мерзнуть нам обоим. Я предложил:

– Возвращайтесь в машину. Смените меня через четверть часа.

Он не ответил и не двинулся с места. Я посветил фонарем ему в лицо фонарем. Он фыркнул.

– Выключите, черт вас возьми!

Я погасил фонарь.

– Извините.

– Не смейте ослеплять меня. Я всегда должен видеть, – голос Харви дрожал от нескрываемого раздражения.

– Простите. Пойдете обсохнуть? – вновь предложил я.

– Ладно... Выпить найдется?

– Я понял, что сегодня вы не пьете.

– Не рассчитывал трупы таскать.

Мне следовало помнить, что люди, чья профессия – оружие, не любят сталкиваться с результатами своей деятельности.

Я в третий раз сказал:

– Простите. – и добавил: – В саквояже немного шотландского виски. Подождите, принесу.

В машине я выловил из саквояжа бутылку. Маленькая фляжка шотландского, причем не из лучших, но другого в самолете не нашлось. Распечатал я ее в поезде – все дешевле, чем пить по тамошним ценам – но три четверти содержимого там еще оставались.

Вернувшись на берег, я снова посветил в море фонарем и протянул бутылку Харви.

Он отказался.

Я сердито уставился на него сквозь дождь. Было холодно, сыро, я тоже не в восторге от того, что обнаружил труп в машине и волок его по берегу, чтобы сбросить в море, – а тут еще напарник не в состоянии решить, пить или нет.

Впрочем, сейчас я и сам не прочь был согреться. Отпив из горлышка, я снова протянул ему бутылку.

– Пейте, путешествие будет долгим.

Он взял ее, взмахнул рукой – и бутылка разлетелась градом осколков у наших ног.

– Не буду я пить!

Виски камнем застряло в желудке, заныли зубы.

– Давно вы не пьете, Харви?

Он тяжело и безнадежно вздохнул.

Я повторил:

– Давно?

– Все будет в порядке. Не волнуйтесь.

Ну конечно, не волнуйтесь! Телохранитель – алкоголик – ничего страшного.

Но теперь я хоть понял, почему он не дотянул до пенсии в американской секретной службе.

– Давно? – мрачно настаивал я.

– Двое суток. Или даже больше. Так бывало и раньше. Я справлюсь.

Странно, но с алкоголиками так бывает – двое суток, неделю или несколько месяцев.

– А как насчет похмелья? – спросил я.

– Все прошло. Теперь до следующего раза.

Это хладнокровное признание меня потрясло. Я открыл рот, намереваясь высказать все, что думаю, и в него тут же хлестнул поток дождя. Все, что мне от него было нужно – продержаться еще двадцать часов. Потом это не моя проблема.

То, что он не зарекался навсегда, в известном смысле обнадеживало. Потому что такие, сломавшись, тут же снова хватаются за бутылку. А день – другой не так трудно, нет причины неожиданно сломаться.

Я еще раз посигналил фонарем. С тем же результатом.

Мы молчали. Под шум дождя волны с гулом разбивались о берег. Я спросил:

– Первая амнезия уже была?

Он хмыкнул.

– Первые провалы в памяти? Как же их запомнить?

Я кивнул. На ответ я не надеялся, но спросить стоило: первый раз, когда не вспомнить, что происходило прошлым вечером, – важный этап. После него вы уже катитесь по наклонной. Только вниз, и выхода нет – во всяком случае, так утверждают врачи.