— Да ладно ты, не всех же там убивают, — успокаивали их, как умели, отцы.
Восемнадцатилетние призывники с коротко стриженными макушками и непривычно большими ушами были бледны и сильно сожалели, что не напились вчера до беспамятства. Тем, кто напился, было легче — их, веселых и безучастных, выволакивали из легковушек и складывали на скамейки в ожидании посадки в автобусы, куда должны были грузить внавал. Состояние сильного, очень сильного и даже почти смертельного алкогольного опьянения военкоматовскими работниками во внимание не принималось и причиной для отсрочки воинского призыва не считалось. Стране не хватало солдат!
Призывников собрали к восьми ноль-ноль, хотя на часах было уже полдесятого. С отправкой, как водится, что-то не заладилось — то ли время перепутали, то ли автобус сломался, но окончательное прощание все время откладывалось. Призывники томились ожиданием, подружки, устав рыдать, кокетливо посматривали на посторонних парней, приятели уже не по разу сбегали в ближайшие ларьки, военкоматовские подтягивали из кабинетов подкрепление, опасаясь, что будущие защитники Родины того л гляди разбегутся кто куда.
Неожиданно к военкомату подъехали машины с духовым оркестром и телевидением. Какой-то шустрый местный депутат решил превратить общероссийскую призывную кампанию в личное пиар-мероприятие, пригласив репортеров местного телеканала и наняв по дешевке оркестр, который обычно играл на похоронах, но мог и на проводах.
Одетые сплошь в черное музыканты выволокли из машин свои инструменты, привычно выстроились в колонну по двое — трубы впереди, барабаны сзади — и, скорбно понурив головы, торжественно заиграли какой-то похоронный марш.
— Ой!.. — громко ойкнул кто-то из провожающих.
К оркестру стремглав бросился помощник депутата, размахивая на ходу руками. Музыканты сбились и замолкли.
— Вы что?! — зашипел помощник.
— А что? — искренне удивились музыканты. Им казалось, что сегодня они в ударе и играют как никогда проникновенно.
— У нас же праздник, не похороны! — объяснил помощник. — Вы давайте чего-нибудь повеселее.
— А-а… — все поняли музыканты.
И заиграли быстрый, бодрый и веселый похоронный марш. Потому что ничего другого все равно не умели.
Депутат поднял к лицу мегафон и, отвернувшись от призывников, произнес в телекамеры проникновенную речь про священную обязанность каждого россиянина и свой личный вклад в это дело. После чего вручил каждому призывнику по банке тушенки, предвыборной листовке и фирменной кепочке.
Музыканты во время раздачи подарков изо всех сил дули в трубы, то и дело сбиваясь на похоронный ритм, что сильно портило торжество.
Подали автобусы.
— Приступить к погрузке! — распорядился военком.
Лежачих призывников, похватав за руки за ноги, по-быстрому закинули в салоны.
Тех, что стояли на ногах, стали теснить к автобусам. За ними, цепляясь за рукава, потянулись родственники. И, как это обычно бывает, какая-то мать, не выдержав, зарыдала в голос. И тут же, как по команде, зарыдали остальные.
Отцы, конечно, крепились, но проникновенная игра и репертуар приглашенного оркестра делали свое дело.
— Ты это, сильно там не геройствуй, — напутствовали своих сыновей отцы, вместо того чтобы сказать: «Служи, парень, как следует!»
Пацаны забиралась в салон и прилипали к окнам. Их расплющенные по стеклам лица были растерянны и потому выглядели совсем по-детски. Представить, что через неделю-другую им придется жить в казармах, бегать с автоматом и в кого-то стрелять, было просто невозможно.
— Саша, Сашенька, пиши каждый день! Каждый!..
Саша часто кивал, еле-еле сдерживая слезы.
— Ну все, поехали, поехали!..
Двери с шипением закрылись, и автобусы стали выруливать на улицу.
Матери перестали плакать, во все глаза глядя на своих увозимых в неизвестность детей, которые теперь им уже не принадлежали. Их детей забрали в армию. В Чечню. На войну…
Автобусы уже уехали, а музыканты, все еще отчаянно раздувая щеки, выдували бодрый похоронный марш.
Это было не к месту и было глупо.
Но было символично…
Банда оказалась небольшой, но кусучей. На этот раз боевиков обложили в схроне в одной из населенок Веденского района. Группа захвата подтянулась ночью, и, когда рассвело, деваться «чехам» было уже некуда. Схрон был расположен под жилым домом, был укреплен и имел, как водится, два хорошо замаскированных выхода, о месторасположении которых федералы знали. Потому что информация о банде была получена из так называемых «оперативных источников». Иначе говоря, боевиков сдал кто-то из своих. Если быть совсем точным, то сдал секретный агент по кличке Муса. А что это за Муса, где он живет и как его зовут на самом деле, знали лишь работающий с ним опер и его непосредственное начальство.
Читать дальше