А раз им выдали идентификационные жетоны, значит, их повезут на войну. Повезут в Чечню.
Ну и ладно, и черт с ним, может, даже и неплохо, что в Чечню, может, там будет лучше! Потому что хуже быть не может. Некуда уже!..
Партизанские войны не имеют ни линии фронта, ни четких временных рамок. Длясь годами, иногда десятилетиями, они никогда не идут беспрерывно. Они, как торфяной пожар, полыхают то в одном, то в другом месте, затухают, незаметно тлея под покровом видимого благополучия, и разгораются с новой силой там, где никто не мог ожидать.
В Чечне царило очередное перемирие, которое русские генералы и политики называли окончательной и безоговорочной победой. Базары работали, по улицам ходили мирные граждане, но почти в каждом дворе, где-нибудь за сараем или в огороде среди грядок, был закопан завернутый в промасленную тряпку автомат или даже гранатомет.
Но далеко не все свои автоматы зарыли в землю…
Высоко в горах, в тени сомкнувшихся крон деревьев, на расстеленной кошме сидели люди. Мужчины. Которые вели по-восточному неторопливую и обстоятельную беседу.
Это были не просто мужчины и не просто чеченцы, это были так называемые полевые командиры, пусть не из первых, но и не из последних. Разговор шел о самом насущном — о будущем Чечни и, значит, об их будущем. О том, что будет через полгода-год, в том числе что с ними будет… Если исключить необычный антураж — горы, папахи, кинжалы и автоматы, — все это сильно напоминало открытое партсобрание «первички» времен недалекого застоя: с кворумом, регламентом, докладчиками и прениями сторон. В общем, слушали — постановили… А как иначе? Две трети этих нынешних командиров в свое время были при должностях, были членами партии, освобожденными и неосвобожденными парторгами и председателями профкомов. Человек, наделенный организационными способностями, при любой власти в командирах ходит, а все остальные — в рядовых. Сомневаетесь? А вы по головам посчитайте, кто в главные демократы в бывших республиках выбился. Все те же самые. Отсюда и застарелые привычки…
Сегодня на повестке дня стоял один-единственный вопрос — положение дел на текущий период, которое было так себе — хреноватое было положение. Хвастливые отчеты о разгромленных колоннах, сбитых «вертушках», сожженных танках и бэтээрах были заслушаны, в целом одобрены и приняты к сведению. С предложениями было туже…
Счастливые времена, когда русские перли на ура «одним десантным батальоном завоевывать» Чечню и их можно было расстреливать, как мишени в тире, миновали. Война дураков учит быстро — путем отстрела дураков. Те, кто не умер, — поумнели. И перестали уповать на победный опыт Второй мировой с ее резервными армиями, фланговыми охватами и прорывами сводных бронетанковых корпусов, спустившись на грешную землю. На чеченскую землю… Истинными учителями русских стали не генералы Генштаба, а «чехи». Эти самые полевые командиры…
— Что скажешь, Абдулла?..
…Ну, то есть слово для выступления предоставляется товарищу Магомаеву Абдулле…
— Скажу, что мочить надо шакалов!.. — внес предложение Абдулла.
Слово «мочить» было не чеченским и даже не русским, но было хорошо узнаваемым и где-то даже модным, потому что его не брезговали ввернуть в оборот политики самого высокого ранга, в том числе президент. Феня въелась в речь русскоговорящего населения бывшего Союза и в саму жизнь. Из прикладного языка коробейников она превратилась в язык межнационального и международного, по крайней мере среди стран ближнего зарубежья, общения.
Все согласно закивали, соглашаясь с предыдущим оратором. Хотя многие из присутствующих его недолюбливали и даже побаивались, относя к категории бешеных — тех, кому терять нечего, потому что их руки по плечи в крови русских солдат, так что никакие амнистии им не грозят. Если они придут с повинной, их в тюрьму, раз обещали, не посадят, их просто пристрелят.
Абдулла призывал к резне! И все знали почему.
Непримиримость Абдуллы объяснялась просто — у него было сомнительное прошлое. Он пятнадцать лет верой и правдой служил русским, вначале на офицерской должности в армии, а потом секретарем райкома партии. Другие тоже служили, но этот особенно рьяно. Когда он пришел в отряд Басаева, рассчитывая на хорошую должность, ему не дали в подчинение ни одного человека, «отправив на кухню». Открыто ему недоверия не выказывали — чеченцы, в отличие от русских, языками трепать не приучены, помня, что за лишнее сказанное слово можно запросто поплатиться головой, — но в дело не пускали. Тогда Абдулла сколотил свой собственный отряд и совершил ряд дерзких нападений на федералов. О нем заговорили, особенно после того, как он захватил идущую из госпиталя в аэропорт санбатовскую машину и вырезал всех раненых и медицинский персонал. Это было на той первой войне, когда взаимное ожесточение не стало еще нормой и подобная жестокость была в диковинку.
Читать дальше