Андрей Ильин - Диверсия [= Федеральное дело]

— А мы? Все мы?

— Пойдем в ассенизаторы. А в худшем случае на пенсию.

— Почему на пенсию в худшем? — искренне удивился Александр Анатольевич. — Чем вас заслуженный отдых не устраивает?

Мы, я и Шеф, одновременно усмехнулись. Не очень весело усмехнулись. Так что физиономии перекосило. Да так и оставило.

— Нет, ничего не имеем. Пенсия дело хорошее. Вечный покой на старости лет.

— О том я и толкую…

Александру Анатольевичу было простительно говорить глупости. Александр Анатольевич был чужак. Он не знал правил игры. Он не догадывался, какой отдых скрывается для работников Конторы за словом «отставка». Он об этом не догадывался, хотя это касалось в том числе и его.

В Конторе не уходят на пенсию. В Конторе выносят на пенсию. Вперед ногами. В нашем тайном деле, вслед за увольнением, а иногда и опережая его, неизбежно, как за ночью день, следует чистка. И очень щедрая материальная помощь родственникам. Щедрая — потому что родственников у конторских нет. Точно так же, как личных имен и биографий. Некому вручать ту помощь. И еще следуют награды. Посмертные. И тоже как из рога изобилия. Без счету. Потому что погибшие герои всегда предпочтительней живых и болтливых пенсионеров.

Не может Контора уйти на заслуженный… Слишком много знает Контора. Слишком многое знают ее работники. Слишком многих задевают эти знания за живое. С подобной выдающейся, во все стороны, эрудицией на этом свете долго не заживаются.

— Грустно.

— Да уж чего веселого.

— Может быть, можно что-то изменить?

— Можно. Можно пойти и застрелиться.

— Ну вы скажете тоже! — рассмеялся Александр Анатольевич. — Застрелиться!

А между прочим, зря смеялся. Мы же не шутки шутили, а варианты оговаривали. Варианты добровольной отставки.

— Сколько у нас есть времени?

— Думаю, недели четыре. Пока все утрясут. Документы подготовят. Пока на подпись Первому принесут. Как минимум четыре.

— И что нам эти четыре недели делать?

— Ждать, спать, развлекаться. Или водку пить. В общем, все что угодно. Что в голову взбредет.

— А дело?

— Нет у вас дела. Было да все вышло. Как вода из дырявой бочки. Осталось дно да дырка. От бублика. А чтобы вам не сильно скучалось, я вам развлечение привез.

— Развлечение?

— Ну да, в виде не очень молодого, но очень занятного для вас собеседника. И хорошего знакомого. Пригласить?

Такого в Конторе, чтобы с кем-то без особой нужды знакомить, не случалось. В той Конторе, которая была… Теперь уж точно была. Без вариантов.

— Кто это?

— Я же говорю: очень хороший знакомый. До последней складочки на пиджаке.

Не понравилась мне эта последняя фраза Шефа-куратора. Да поздно было.

— Заходите, Петр Савельевич. Дверь открылась.

— Добрый день, — немного смущаясь, сказал вошедший человек.

Это действительно был знакомый. Более знакомых не бывает! Более знакомой бывает только собственная ладонь.

Я сел, где стоял. Хорошо, подоконник под седалище попался. Вечер кошмарных сюрпризов продолжался.

— Что же вы не приветствуете своего подопечного? — криво усмехнулся Шеф. — Это даже невежливо как-то. Что гость подумает?

— Здрасьте, — сказал ничего не понимающий Александр Анатольевич.

— Здравствуйте, — еще раз поздоровался гость. Немая сцена из гоголевского «Ревизора». Только с меньшим количеством участников и гораздо большим ощущением идиотизма.

— Тебе что дать — воды или пистолет? — съехидничал Шеф.

— Гранату. Одну для всех.

Я видел того, кого не мог видеть. Ни под каким видом. Это не могла быть галлюцинация, но это не могла быть и явь. Это было нечто среднее.

Я видел разрабатываемого мной члена Правительства.

Я видел врага!

— Только не надо резких движений, — предупредил Шеф. — Это не предательство. Это реорганизация.

Европа. Штаб-квартира НАТО.

Распечатка стенограммы доклада начальника Службы разведки объединенных штабов. С комментариями.

ВЫДЕРЖКИ

Гриф: только для высшего руководства.

Гриф: совершенно секретно.

Гриф: четыре экземпляра

— …Из всего этого можно сделать вывод, что идет целенаправленный сбор информации по странам Восточного блока, В первую очередь это касается периодических изданий и литературы социально-политической направленности.

— Откуда поступила информация?

— Из моих источников в близких к посольствам кругах.

— Но мне ничего не известно о каких-либо указаниях моего Правительства, связанных с вывозом литературы,