Борис Седов - Месть вора

– Ты это хотела увидеть? – зло спросил я, демонстрируя хозяйке свой шрам, полученный четыре года назад в пресс-хате «Крестов». Она так и вперилась в него взглядом. – Насмотрелась? Может, что еще показать? – Я сдвинул брюки чуть ниже.

– Да Бог с тобой, – рассмеялась Ирина. – Еще будет время на это. А сейчас ты с дороги. Устал, – в который раз напомнила мне она. – Пошли, комнату твою покажу. Нетоплено тока там, дьк и ничо. Печку разжечь недолго. А вино да закуску, коли хочешь, с собой забери.

Ни водку, ни еду я забирать не стал. Прихватил только свои пожитки. И главное, дробовик и рюкзак, в котором кроме смены белья, двух приборов ночного видения и остатков провизии, лежал трофейный ПМ – тот, что я добыл еще в Ижме в гостях у кума. Если, не приведи Господь, дойдет дело до неприятностей, то пистолет в «домашних условиях» будет куда действенней громоздкого «Спаса».

Вслед за хозяйкой я спустился в тесный подпол, по самый потолок заваленный картошкой и заставленный ящиками и отсыревшими картонными коробками с консервами. Сорокаваттная пыльная лампочка почти не давала света. В нос бил затхлый запах гнилых овощей. Да в кичмане, пожалуй, было поуютнее, чем здесь!

«Ну и куда ты меня привела, красавица меченая? – растерянно подумал я, оперся о старую бочку и принялся наблюдать за тем, как Ирина отодвигает от заплесневелой стены какой-то хлам. – Неужели хочешь определить меня здесь на постой? Да лучше я пойду ночевать с поросятами!»

Но оказалось, что я был не прав. Хламом, который наконец убрала Ирина, оказалась прикрыта небольшая дверца, ведущая в уютную комнату. С миниатюрной, почти игрушечной, печкой-голландкой, панцирной двуспальной кроватью, маленьким кухонным столиком, двумя стульями, полочкой с книгами и даже переносным цветным телевизором. В углу возле двери был закреплен рукомойник. В другом углу – я бы назвал его «красным» – вместо иконостаса была оборудована вешалка для одежды – так, как это делается в деревнях: несколько крепких веревок протянуты по гипотенузе угла, а на них развешаны несколько самодельных плечиков.

Печка в комнатке, видимо, протапливалась регулярно, потому что ни сырости, ни затхлого запаха, что царил в соседнем хранилище для овощей и консервов, здесь не было. Единственным неудобством в этой келье было то, что стоять в полный рост я здесь не мог – потолок оказался чересчур низким, скрипнувшим надо мной, когда я неосторожно ткнулся в него макушкой. Впрочем, стоять я и не собирался и тут же устало присел на ближайший стул.

– А что, телевизор работает? – зачем-то спросил у хозяйки, которая суетилась возле кровати, разворачивая на ней скрученный в рулон матрац.

– Кажет, конечно, – отозвалась она. – Зачем же он здесь? Для красы? Ничего, Коста, в этом доме нет для красы… Вот и постелька готова. Перину намедни тока весь день на солнце выдерживала. И бельишко все чистое. Так что ложись, отдыхай, а я печь пока растоплю. А завтрева к тому, как подымисси, уже баньку спроворю…

Я разделся и забрался в свежую прохладную постель. Потянулся, с удовольствием разминая кости, и принялся беззаботно наблюдать за Ириной, возившейся возле печки и продолжавшей без умолку трепать языком.

– А что в горнице тебя не оставила, а сюда отвела, дык пойми меня правильно. А как кто нежданный ко мне вдруг заявится, а тутока ты? ЬСак объяснять? А эта каморка спецом для таких, как ты, оборудована. И не первый ты здесь хоронишься.

– Ты запирать тут меня хоть не будешь?

– Не, Коста. Захочешь, дык выйдешь. Тока поосторожнее. Лучше, когда проснешься, книжку каку полежи полистай, дождись, пока за тобой не придут. Сразу не вылезай… А впрочем, как хочешь… – Ирина многозначительно посмотрела на меня и выдала то, что я уже давно подсознательно ожидал.

– Я ведь с тобой лягу, ага?

– Нет.

– Ты просто утомился с дороги?

– Я просто не хочу.

Она бросила на меня растерянный взгляд, дернула правой половиной лица, которая еще могла выражать у нее кое-какие эмоции, а потом…

…А потом я просто срубился. И грех винить меня за это, измученного несколькими днями бессонницы, тяжелой дороги, перестрелками, и всем тем, что попадалось мне на пути, долгом и заморочном. И вот меня сморило на сладко-духмяной сенной перине, какая и не снилась, наверное, принцессам из сказок Ганса Андерсена – тем самым, кому озорники-принцы подкладывали под нежные задницы горошины. Да сунь мне в этот момент под спину хоть кокос, хоть кривую самурайскую саблю, я бы их и не прочухал!..