Борис Седов - Возвращение в «Кресты»

Итак, следовательно, искать нужно Хопина. Но для этого сначала надо вырваться на свободу. И сделать это необходимо до отправки на этап – что там будет дальше, трудно представить, но у меня почему-то было предчувствие, что до зоны мне не дадут добраться живым. А способов убрать зека есть множество. Приняв решение, я уже не колебался и посвятил все свое время планированию побега. По всему выходило, что сделать это лучше, когда я окажусь в зале суда. Что с судом тянуть не будут – я не сомневался. Это было совершенно не в интересах Карабаса-Хопина.

А что на суде? Я примерно помнил свой путь по первому процессу. Автозак прибудет в здание городского суда на Фонтанке, напротив Летнего сада. Во дворе меня высадят, и конвойные из числа тюремной охраны поведут в суд. Один человек. Может быть, – два.

Расстегнуть наручники нетрудно – в этом деле я в свое время натренировался. Трудно найти – чем отпереть. Знаю, есть люди, что умеют вытягивать большой палец из суставной сумки и складывать ладонь так, что она свободно проходит сквозь браслет наручников. Только я этим редкостным талантом не обладал. Значит, обойдемся традиционным методом – отмычкой. Отмычку придется готовить втайне – никому из сокамерников я доверять не мог.

А на следующее утро пришлось выполнять обещание, данное уркам. Вызванный мной вертухай, услышав, что я желаю сделать признание, перестал материться и, отперев дверь, несколько мгновений вглядывался в мое лицо, словно хотел удостовериться – не издеваюсь ли я над ним! Но упомянутое лицо не выражало ничего, окромя искреннего желания взвалить на себя убийство Эльвиры Смирницкой.

– Окей! – сказал почему-то по-английски вертухай. – Решился наконец! А то мы уже…

Он запнулся, испугавшись, видимо, что скажет лишнее. Теперь уже я присмотрелся к его плоской роже, надеясь разглядеть признаки этого страха, лишний раз подтверждающего все мои подозрения о заговоре. Но разглядеть что-либо не успел – вертухай замял ситуацию, воспользовавшись своим вертухайским положением!

– Мордой в стену!

Наручники защелкнулись, мы пошли. Камера проводила меня молчанием, словно я на казнь шел. Нет, ребята, не спешите меня хоронить!

Живицкий, вопреки моим ожиданиям, оказался на месте – в кабинете. Живет он, что ли, в «Крестах» – или успел так быстро добраться из своего театра?! Может, у него пропеллер за спиной, как у Карлсона?! А что, с другой стороны, – платят ему наверняка хорошо, можно и в тюрьме пожить, покуда требуется. Да и много ли ему нужно – крысе?! Забьется в какую-нибудь щель и лежит, дожидаясь следующего моего допроса.

На лице следователя Мухи было написано вполне объяснимое удовлетворение.

– Итак, значит, гражданин Разин, решили чистосердечно во всем сознаться! Облегчить, так сказать, свою совесть!

Муха, как и вертухай, приведший меня к нему, недоверчиво вглядывался в меня, как будто ожидая, что я в следующую секунду откажусь от своего решения.

– Да, гражданин следователь, – поспешил развеять я его сомнения, – решил! Внимание, с которым вы отнеслись к моей скромной персоне, послужило решающим толчком на пути к моему нравственному прозрению.

Живицкий хмыкнул из своего угла. Муха бросил на него взгляд, очевидно, желая сверить впечатления от моей реплики. Адвокат пожал плечами. Следователь помолчал. На его мясистой ряхе ясно отражалось движение мысли, прямой, как единственная извилина, эту мысль породившая. Муха пытался понять – не морочу ли я ему сейчас голову, чтобы в последний момент отказаться от всех показаний и вернуться к исходной точке.

– Ты учти, Разин, – счел он нужным предупредить меня, – больше терпеть твои выходки я бы все равно не стал. Так что к твоему же благу это твое решение. Я это к тому говорю, чтобы ты не вздумал потом еще чего-нибудь учудить! Мы тут все по горло сыты твоими баснями и ждем не дождемся, когда тебя отправят в места не столь отдаленные. Так что будь добр – придерживайся до конца правильной линии и не создавай проблем! Будь мужчиной, в конце концов…

– Мне кажется… – ответил за меня Живицкий из угла, – что Константин Александрович прекрасно осознает, что выбранная им ранее политика была бесперспективной.

Надо же, крыса вспомнила о своих обязанностях защитника. Мне оставалось только отблагодарить его вежливым поклоном.

– Прекрасно! – Муха стукнул ладонью по столу, подводя итог беседе.

Уже до боли знакомая мне пухлая папка снова появилась на столе. Ничего хорошего из нее никогда не появлялось и появиться не могло. Муха выложил несколько документов, скрепленных канцелярскими скрепками, и пододвинул ко мне один из них.