Борис Седов - Возвращение в «Кресты»

Я Николай Петрович Григорьев. Переменив за свою жизнь не единожды свое имя, остановился на этом. Что там имя, лицо мое, благодаря стараниям умелых хирургов, так отличалось от лица Константина Разина, что даже родная женушка не смогла меня признать при встрече. Почуяла что-то, правда, женским чутьем, догадалась по мелочам, вроде редкостной моей привычки – лопать сыр, сворачивая его в трубочку! Но то жена! А вот откуда мусорам стало известно, кто я такой?! Еще один вопрос, над которым необходимо было поломать свою больную голову! А сейчас главное – держать свою линию, несмотря ни на что. Я Николай Григорьев. И никакой ни Константин Разин. Да, вот так! Теперь главное – не забывать об этом.

Через некоторое время в окошко в двери – кормушку – пропихнули миску со жратвой, кусок хлеба и кружку с водой. Что это – завтрак, обед, ужин?

Спрашивать не рискнул – все равно ничего, кроме мата, не услышу в ответ. Давненько я не питался за казенный счет. О деликатесах и коллекционных винах придется на время забыть. Интересно только, на сколь долгое время? Аппетита не было, но силы нужно поддерживать, поэтому я проглотил скудный паек, заел хлебом и запил водой. На вкус – вода как вода. Вряд ли меня станут снова накачивать дурью! Хотя… Выбора у меня в любом случае не было! Сейчас я полностью в их руках, и это самое страшное!

Не успел я закончить свою безрадостную трапезу, как услышал, что дверь отпирают. Вошедший старшина окинул меня безразличным взором:

– Разин, на выход! Лицом в стену!

Я замер. Разин, Разин… Давно я не слышал собственного имени! Тем более – в таком контексте!

– Оглох, что ли?! – вежливо поинтересовался старшина.

– Если вы ко мне обращаетесь, то я не Разин! – заявил я. – Меня зовут Николай Григорьев!..

– На выход! – Рука старшины легла на дубинку.

Да, я, кажется, забыл, куда попал! Тут тебе, Знахарь, не детский сад! Решил не давать лишнего повода себя огреть – как они это любят, скоты, – по почкам. Вышел и встал, как требовалось. На запястьях защелкнулись наручники. Ну, куда ты меня потащишь, ублюдок? На допрос, конечно.

Как я и ожидал, наш недолгий путь пролегал в сторону помещения охраны. Рядом с ней находилась небольшая комнатка для допросов – скворечник, а не комната. Здесь когда-то меня пытал – не физически (этим занимались другие), а исключительно морально – следователь районной прокуратуры Владимир Владимирович Муха. Один из свиты другого урода – Аркадия Андреевича Хопина, который, проворачивая свои темные делишки, попытался по ходу дела отправить меня в бессрочный отпуск в зону. Просто потому, что я показался ему подходящим козлом отпущения. И еще потому, что мой единокровный (по отцу) братик Леонид оказался продажной скотиной, а жена Ангелина… Только все они заплатили за это сполна. Так что никаких эмоций у меня эти личности не вызвали. Что толку злиться на покойников!

За кирпичной стеной справа бубнили голоса и время от времени раздавались взрывы хохота. Видимо, охрана травила анекдоты. Все как тогда. Все как всегда. В тюрьме вообще мало что меняется. Время здесь бежит по-другому, нежели на воле.

– Лицом к стене! – Вот дверь открылась, и старшина доложил кому-то внутри кабинета: – Подследственный Разин доставлен.

– Спасибо, прапорщик, – ответил негромкий голос, который пока ни с кем у меня не ассоциировался. – Введите подследственного.

– Разин, – рявкнул старшина. – Входи!

И я вошел. И тут же замер на месте, словно наткнувшись на свежий труп. В некотором смысле так оно и было. Именно на такую реакцию, видимо, и рассчитывали устроители этого представления. И теперь с удовольствием вкушали плоды своих усилий.

Конура, как мне показалось, мало изменилась за прошедшие годы. Тот же обшарпанный стол, те же серые стены без единого окна. По ту сторону стола возвышался тучный мужчина в мятом пиджаке холостяцкого вида, будто намертво приросшем к своему хозяину. На мгновение мне показалось, что я все еще сплю. Или, может, меня опять опоили какой-нибудь дрянью, которая сводит с ума. Следователь, (а кто еще мог сидеть в этой комнате?!) больно уж походил на моего старого знакомого Муху, только вот тот уже давно мертв и отправился на тот свет, кстати, не от моей руки, но по моей воле! Или у Мухи был брат-близнец?! И тоже следователь, хе-хе?! Это уже совсем маловероятно – прямо сюжет для дешевой мыльной оперы!

Мужчина за столом продолжал водить дешевой шариковой ручкой по рыжеватой бумаге, сосредоточенно при этом посапывая. Мне была видна его лысеющая макушка с редкими пегими волосенками и белыми коростами перхоти. Наконец он закончил, демонстративно вздохнул, поставил точку в своей писанине и медленно поднял голову.