Альберт Байкалов - Наш хлеб – разведка

«Где этот чертов "уазик"?» – шаря по сторонам взглядом, направился вдоль дороги.

Пройдя немного в сторону Итум-Кале, понял, что ошибся, и повернул обратно. Вновь перешел на бег. Тревога нарастала. Прошло уже много времени, а он не может найти дорогу, на которой оставил машину. Неизвестно, что предпримут сейчас менты и федералы. Если поднимут вертушки, машину обнаружат сразу. Хорошо еще, что он догадался спрятать контейнер подальше от нее!

Наконец выбежал на проселок и облегченно вздохнул. Немного углубившись в лес, увидел и свой автомобиль. Прислушался. Было тихо. Не подавали признаков тревоги сидевшие на ветках деревьев похожие на воробьев птицы. Пробравшись через заросли орешника, нашел трухлявое дерево, внутрь которого затолкал контейнер. Сунув в него руку и нащупав ремешок, облегченно вздохнул. На месте! Хотя кому могло прийти в голову лазить по лесу и обшаривать пустоты в поваленных деревьях? Просто Биберта охватила обычная в таких случаях мнительность сродни мании преследования. Все время, пока он тащил труп Ансалту к злосчастному блокпосту, его не покидала мысль, что кто-то мог видеть, как он прячет футляр с фотоаппаратом. Возможно, эти мысли и придали ему сил, помогли на одном дыхании пронести ношу и оружие почти километр.

Всунув контейнер под сиденье, он завел двигатель и, не обращая внимания на проезжающие машины, выехал из леса, пересек трассу и вновь оказался на дороге, по которой недавно приехал.

«Теперь надо как можно дальше отъехать», – не давала покоя мысль. Он вдавливал педаль газа с такой силой, что, казалось, двигатель сейчас разорвется в клочья.

Машину несколько раз сносило на спусках с дороги, и лишь чудом он умудрялся не перевернуться. Успокоился лишь под вечер. Жара спала, а пришедшая ей на смену прохлада остудила тело и голову. Мысли наконец приобрели ясность. Поехал медленнее. Слева, среди деревьев, заблестел Шароаргун. Переехав через брод, он заглушил машину, схватил ведро, контейнер и вернулся к реке. Перекинув через голову ремешок футляра, набрал воды и вылил на пол за сиденья. Достав тряпку, стал оттирать бурые пятна крови, оставшиеся от Ансалту. Когда уже ничто не напоминало о недавнем грузе, разувшись, вошел по щиколотку в воду и по пояс умылся. Руки были в бурых пятнах. Его удивило, что даже песком они с трудом оттираются. Биберт хмыкнул, разглядывая ладони. Ему не раз приходилось смывать с себя свою и чужую кровь, но такого он еще не видел. Почему-то кровь Ансалту была маслянистой. Наконец, приведя себя в порядок, он зачерпнул еще несколько пригоршней воды и, напившись, вернулся обратно. Снял с себя фотоаппарат, сунул его под сиденье и надел куртку. Неожиданно его обдало жаром. Руки вновь были в крови.

«Может, я ранен?» – мелькнула мысль, но он тут же отогнал ее от себя. Потрогал нос. У него уже было такое, когда высоко в горах, при переходе в Грузию, пошла кровь.

Неожиданно в памяти всплыли произнесенные утром слова отца: «Кошмары тебе снятся из-за того, что ты пропускаешь намаз».

Биберт медленно поднял глаза к небу, показавшемуся ему в это время кроваво-красным.

– Неужели на меня рассердился сам Аллах! – ужаснулся Биберт, силясь вспомнить молитву. – Но почему? Я же воюю за чистый ислам, – стал вопрошать он вполголоса. – Или, – поймав себя на мысли, что говорит вслух, он огляделся по сторонам, – Всевышний разгневался за то, что я убил Ансалту? За то, что корысть завладела моей душой?

Он тряхнул головой. Чушь! Вновь выбрался из машины, намереваясь вернуться к реке, и тут вспомнил, что, когда убирал фотоаппарат под сиденье, он был влажным и липким.

«Вот оно что! – подумал Биберт с облегчением. – На футляре кровь Ансалту, и я вновь запачкался об него!»

Он повеселел. Вытащив тряпку, достал контейнер. Он действительно был в бурых маслянистых пятнах. Но почему кровь до сих пор не высохла? Покрутив его в руках, обомлел, обнаружив на кожаном футляре два едва заметных отверстия. Одна из выпущенных им пуль пробила его.

Реакция Биберта была неожиданной даже для него самого. Он резко выбросил руки вперед. Фотоаппарат, пролетев несколько метров, упал в траву. Охваченный неописуемым ужасом, бандит бросился к машине. Схватил канистру с бензином, тряпку и, отбежав к реке, долго и тщательно оттирал руки, лицо. Затем снял с себя одежду, протер бензином торс, после чего, рухнув в воду, некоторое время лежал, периодически полностью погружаясь в ледяной поток.

После этого, на всякий случай, подверг обработке все, чего мог касаться. Он не знал, поможет ли это, но все равно с исступлением продолжал тереть, смачивать тряпку и снова тереть, пока горы не стали погружаться в сумерки.