Андрей Дышев - Плацдарм по бросовой цене

– Я задаю такие вопросы, – пояснил я, – потому что не знаю, что произошло потом. Вы сами сказали: теперь вы уверены, что на Генри напали. Значит, после его исчезновения с вами случилось нечто неординарное?

– Неординарное! – усмехнулась Жоржет и после короткой паузы нервно добавила: – Да заберите вы этот бокал! У меня уже рука устала его держать!

Я едва успел схватить за тонкую ножку бокал. Немного шампанского пролилось мне на джинсы.

– Через полгода меня пригласили в земельный департамент, где сказали, что я, как гражданка США, должна немедленно принимать наследство и оформлять остров в собственность. Я поручила вести все дела своему адвокату, а заодно продлила договоры с теми фирмами, которые брат хотел привлечь к строительству медицинского центра. Я еще надеялась довести до конца дело, начатое Генри. Но не прошло и недели, как начались анонимные звонки и пошли письма с угрозами.

– Вы обратились в полицию?

Жоржет посмотрела на меня, как на некое наивное существо, совершенно не разбирающееся в жизни.

– Что вы так уповаете на эту полицию! Вы думаете, от нее есть какая-то польза?… Полиция! Если бы все это происходило в Европе или, на худший случай, в США! Мне прислали фотоснимки моего сына, который живет у родственников в Небраске. Рядом с ним стоял незнакомый мужчина и держал сына за руку. Мой мальчик смеялся… Тогда я поняла: они могут сделать с ним все, что захотят.

Жоржет своим снисходительным взглядом заставляла меня комплексовать и стыдиться собственной недогадливости, и все же я спросил:

– Кто – они?

– Я же вам сказала: письма и звонки были анонимными! – нахмурилась Жоржет. – Вы что – плохо меня понимаете? Куда вы все время смотрите?

Я вынужден был работать на два фронта: смотреть в ярко накрашенный рот женщины и время от времени кидать взгляды на лоджию. Жоржет, которая подавала мне каждое свое слово как бесценный подарок, это не могло нравиться.

– Я беспокоюсь о вашей безопасности, – соврал я, чтобы не быть выкинутым из машины. – И потому вынужден смотреть по сторонам.

– Если бы вы беспокоились о моей безопасности, – поджав губы, заявила Жоржет, – то не звонили бы мне домой и не искали бы со мной встречи, что уже само по себе компрометирует меня… Что вас еще интересует?

С этой нервной бестией надо было говорить ласково и заискивающе, потому как любая мелочь выводила ее из себя. Я не мог завершить наш разговор, потому как самого главного еще не узнал.

– Что они от вас требовали? – спросил я.

Она опять поджала губы и насупила брови.

– Наверное, вы устали? – послал я вдогон второй вопрос, который должен был сгладить дурное впечатление обо мне.

– От вас – чрезвычайно! – подтвердила Жоржет. – Вы не хотите думать головой, и я, как педагог в спецшколе для умственно отсталых детей, вынуждена разжевывать элементарные вещи! Что они от меня хотели? Интимной близости, черт вас подери!

– Извините, – сказал я, наступая на горло своему и без того растоптанному достоинству. – Я хотел спросить: они требовали, чтобы вы продали остров Гонсалесу де Ульоа или же отказались от наследства в пользу государства?

– Не знаю никакого Гонсалеса! – резко ответила Жоржет. – Дайте сюда бокал, шампанское сейчас закипит в вашей руке!.. Естественно, они требовали, чтобы я отказалась от наследства.

– И вы сразу приняли их требование?

– А вы что, стали бы рисковать своим ребенком? Если, конечно, у вас есть ребенок…

– Скажите, а в земельном департаменте как восприняли ваше решение?

Это был первый вопрос, на который Жоржет ответила не то что с удовольствием, но без словесных судорог:

– О! Там разразился настоящий скандал. У меня сложилось такое впечатление, словно они намеревались затолкать этот остров мне в горло.

– То есть, – уточнил я, – чиновники были заинтересованы в том, чтобы остров принадлежал частному лицу, причем иностранцу?

– Я разве неясно выразилась? – покосилась на меня Жоржет и отхлебнула шампанского. – Государство, расписываясь в своем полном бессилии, не хочет огласки и скандала. Когда остров находится в собственности правительства, то, разумеется, само правительство обязано следить за соблюдением конституции и международных договоров на острове. А как оно может это делать, если куплено с потрохами и само контролирует все темные делишки, которые творятся в Эквадоре? Не признаваться же в собственной коррупции! А если остров принадлежит частному лицу, то на это лицо можно всех собак повесить, обвинив владельца в преступных связях с мафией… Вы понимаете? Частное лицо – это ширма, за которой правительство хочет скрыть свою подлую натуру!