Сергей Самаров - Один шанс есть

Там, в кабинете, все должно закончиться нормально. На такой короткой дистанции трое всегда успеют выстрелить раньше, чем один уложит всех троих. Главное, чтобы диск не повредили... Об этом Алиахмет Нурович особо инструктировал – не стрелять туда, где могут быть карманы. Лучше в голову... В голову – это надежно...

Новый взгляд на часы... Тяжелый вздох... Слишком медленно стрелки идут. Слишком медленно приближают они Алиахмета Нуровича к богатству. К настоящему богатству...

Все! Руслан выходит из офиса Вагиза. К машине идет. Неторопливо и уверенно, как ходит человек, не ведающий сомнения в своей честности. Ни один мент, глядя на Руслана, не подумает, что этот человек только что вышел из такой серьезной переделки... Вперед, к машине, быстрее... Оттуда, из машины, он позвонить должен. Сколько шагов до машины? Рядом, конечно же, он ее не поставил. По крайней мере, за ближним углом или просто за перекрестком. Но дойти недолго...

Алиахмет Нурович стал ждать звонка. Даже руку на трубку положил, чтобы ответить сразу.

Но рука долго держаться в вытянутом состоянии не хотела. Устала...

Звонка все не было...

Казалось бы, после такого трудного дня, когда большая работа сделана – ведь больше половины дров переколол! – Анатолий должен был спать до утра, не чувствуя усталых рук и только часто ворочаясь от болей в спине...

Сначала так и произошло...

Когда мать семейства вынесла лепешку и даже кашу в глиняной миске, он быстро с едой справился, лепешкой вычистил насухо миску и сам, глянув на обрисовывающее горы небо и таким образом определив время, отправился в сарай, не дожидаясь, когда его туда погонят. Этого привычно ждали... Послышались догоняющие, хотя и неторопливые шаги. Люк над его подвалом закрывал самый младший и самый мерзкий из младших братьев.

Привычно ориентируясь в знакомой темноте, пленник устроился на своей так называемой постели, как обычно подтянул цепи с замком, чуть поворочался, принимая максимально возможную удобную позу, сомкнул глаза и сразу уснул. Сколько проспал, он и не понял, но проснулся, когда сквозь щели люка еще не проник вниз ни один луч света. Дверь сарая вообще никогда не закрывается по причине отсутствия одной из петель, и утром свет обычно на лестницу проходит свободно и будит тонким лучом пленника.

Но и к сырой темноте Анатолий давно уже привык, и потому думал, что сейчас же, только на другой бок повернувшись, уснет, чтобы в следующий раз проснуться уже утром и слушать шаги – хозяева не любят, когда он заставляет их ждать. Это в другой жизни было бы нормальным явлением. Не любят, ну и пусть не любят... Здесь же, в плену, в рабстве, такая нелюбовь всегда оборачивается лишним ударом. А его время ответить одним ударом на множество полученных ранее еще не подошло, хотя очень хотелось, чтобы оно наступило скорее.

Но уснуть не удалось. Отчего-то вспомнилось, сколько злости он вкладывал в свои удары по еловым тяжелым колодам, вспомнилось, как сжимали руки колун и как обрушивали его не на дерево, нет, мысленно они обрушивали его на головы и какой результат это дало...

Только – дало ли? С трудом верилось, что все вот так и сбывается, хотя верить в это очень хотелось. Настолько же сильно хотелось верить, как в возможность вскоре освободиться. Стоп... Анатолий сам себя остановил, направляя мысль в нужное русло. В принципе, он ничего не теряет даже в том случае, если ничего не приобретает. А если это правда? Если ему удается так вот материализовывать мысль? Может, стоит тогда точно так же думать и о возможности освобождения? Надо вспомнить ту книгу... Кажется, там говорилось о силе эмоций и о концентрации мысли. Концентрация мысли... То есть собранность, отбрасывание в сторону всего постороннего мусора, что постоянно бродит в голове... У него же всегда получалась такая концентрация. Еще в школе на экзамене. Из всех билетов не выучил только три последних, не успел. И ему попался именно такой билет... Сначала испугался. Потом сконцентрировался и сумел ответить даже на то, что почти не знал... Только за счет концентрации...

И вчера днем... Он сильно сконцентрировался на своих мыслях. На эмоциональных, болезненных мыслях... Может быть, они материализовались? Конечно, они не могли материализоваться так, как он представлял. Они не могли нанести головам этих мальчишек настоящие удары стальным тяжелым колуном. Но сам мысленный удар каким-то отголоском достиг цели...

Интересно было бы узнать, как себя чувствует Ваха? Ощутил ли он эти удары так же, как его младшие братья? Или взрослые менее восприимчивы к подобному, если подобное существует? Хотя даже если Ваха чувствует себя плохо, то это вовсе не обязательно должно быть следствием мыслеформ, созданных воображением. Это он привез братьям колбасу, он ел ее вместе с ними, и если они отравились, то мог отравиться и он сам...