Борис Бабкин - Эта война еще не кончилась

– За твою голову объявлена награда, – несмело сказал пожилой чеченец.

– Этим они только подняли мой, как говорят в мире, рейтинг. Скоро я снова заставлю говорить о себе. Не так громко и зло, как в Буденновске, но достаточно красноречиво. Нам нужна рабочая сила. Все равно, кто это будет – неверные или чеченцы. Те, кто не с нами, – повторил он давно известные слова, – те против нас. После окончания работ всех уничтожить! – Он осмотрел стоявших перед ним вооруженных чеченцев.

– Смотри, какая забота! – удивленно пробормотал лежавший на соломе Сергей. – С чего бы это?

– Лечат, чтоб здоровым головы отрезать, – нашел в себе силы пошутить лежавший рядом Николай.

– Не думаю. Что-то здесь не так. Почему нас не добили тогда? Мне кажется, кто-то приехал, и они перестали издеваться. Одно знаю точно – что нас с ходу бить начали. Помню, как вырубили. Я, конечно, в рукопашном не спец, но кое-что могу. А силенок кот наплакал. Быстро меня отключили.

– Я вообще ничего не помню, – сказал Николай. – Я же спал, когда они спустились. Глаза открыл, и все. А вот там, – он указал взглядом вверх, – я голову видел. Отрубленную, – почему-то шепотом добавил он. – Глаза открыты, как будто смотрят. Знаешь, никогда в жизни такого не испытывал. Ночью на кладбище ходил на спор с девчонками. Из парней никто больше не пошел, а я запросто. А тут… – Он шумно выдохнул. – До сих пор очухаться не могу.

– Погоди, – остановил его Сергей. – Выходит, они и тебе хотели того… – Он кашлянул. – Ну, в общем…

– Я ни о чем думать не могу… Внутри все захолодело. Не сплю. Знаешь, сейчас все, что со мной раньше было, как бы ушло куда-то. Все время эту голову вижу. Стоит глаза закрыть, и… Глаза у головы какие-то чистые. Правда, не могу их цвет вспомнить.

– Да брось ты, – сказал Сергей, – забудь.

– А крови не видел… – Николай Сергея не слышал. – Знаешь…

– Отставить, в бога мать! – рявкнул Сергей. – Что ты, как баба, сопли распускаешь? Не твоя голова валялась, и все! Забудь. Не хватало еще, чтобы ты чокнулся. Забудь.

– Не могу! – всхлипнул парень. – Понимаешь? Не могу…

– Потому что сам в аду, – буркнул Сергей. – Хочешь смерти и в то же время боишься, что убьют. Страшно так жить. Вот у тебя в башке и сидит эта голова. Потому что это твоя могла быть. Да что там могла – в любое время может быть. Много ли человеку для счастья нужно? – вздохнул он. – Лежу на мягком, сытый, перевязанный – и вроде как счастлив. Но почему с нами так обращаться стали? – вновь задал он мучивший его вопрос. – Что они хотят? Может, кто-то нас купить хочет? Потому они нас в товарный вид и приводят. Ничего не пойму…

– Скоро узнаем, – сказал Николай и зевнул. – Спать хочу, а боюсь…

– Хватит тебе, а то точно тронешься. Тогда вообще весело будет.

– Да я не хочу ее вспоминать! – отчаянно проговорил парень. – Но как глаза закрою – вижу. Понимаешь? Вижу эти глаза! – закричал Николай.

– Все хорошо будет, Колька, – придвинулся к нему Сергей. – Все будет хорошо, – повторил он. Николай, положив голову ему на грудь, громко заплакал. – Все будет хорошо, Колька, – вздохнул Локтев. – Ты поплачь. Бабы почему дольше нас живут? – неожиданно и совсем, казалось, не к месту сказал он. – Потому что нервы со слезами вымывают. А мужики в себе все держат. Поплачь! – Он пригладил волосы вздрагивающего от рыданий парня.

– Кто это? – спросил Александр.

– Кто его знает, – вздохнул Юрий. – Но вроде не женщина. Грудей нет. Хотя, может, отрезали.

– Ты так спокойно на этот обрубок смотришь, – поразился Саша.

– Я же говорил, что хотел быть настоящим военным и готовил себя. Сам курицам головы рубил. Уткам, гусям. Ходил смотреть, как поросят или коров режут. Не по себе было, но научился смотреть на кровь или выпущенные кишки без брезгливости и страха. Противно, но… – Юрий развел руками и, замерев, коротко вскрикнул.

– Не шевелись ты, – сказал Сашка. – Надо отлежаться хотя бы дня три. Если снова начнут молотить – все, сдохну. Сейчас и то вроде как отхожу. Ноги не чувствуют ничего. Суки! – Он скрипнул зубами. – Но надо выжить. Надо. Ты-то как?

– Плохо, болит все. Твари! Я все равно стану офицером.

– Если отсюда выберусь, все, больше никогда мать даже взглядом не обижу. Я почему-то маму вспоминаю. Об отце как-то редко. Наверное, мать обижал часто. Больше никогда на нее косо не взгляну! – Взглянув на бывший человеком обрубок, Александр поморщился: – Убирать они его думают или нет? Сначала Соловьев, теперь вообще непонятно кто. Твари поганые!