Альберт Байкалов: Финишная кривая

Список из нескольких кандидатов был передан Филиппову майором ФСБ Линевым еще неделю назад. Чтобы лично посмотреть на предложенных смежниками людей, Антон организовал командировку на Северный Кавказ. Основная роль отводилась Джину и Шаману. Они неплохо знали двоих из четырех перечисленных чеченцев. В конечном итоге остановились на Лече Истрапилове.

За окном быстро сгущались сумерки. По тенту застучали капли мелкого дождя.

– Может, пора? – осторожно спросил сидевший за рулем смуглолицый, с живым взглядом, капитан. Среднего роста, крепкого телосложения офицер изнывал от бездействия. Подвижный и общительный, Дорофеев с трудом переносил любое длительное ожидание.

– Слушай, Василий, – Антон внимательно посмотрел на профиль Дрона, – вот мне всегда хочется тебя спросить, что бы ты делал, окажись в Средних веках на месте приговоренного к смерти?

– Требовал палача, – догадавшись, какой ответ ждет Антон, заулыбался Дрон. – И побыстрее.

– Спешка нужна при ловле блох, Вася, – назидательно проворчал с заднего сиденья Вахид. – Ведь прекрасно сам понимаешь, что еще рано. Зачем спрашиваешь?

– Ладно, – наконец сдался Антон, посмотрев на часы, потом в окно. – Зови Марата, и двигаем.

Дрон поправил головной телефон переговорного устройства, которое из всех сидящих в машине было только на нем:

– Шах, сворачивайся.

Почти сразу двери «уазика» открылись, и в салон забрался Шаяхметов. Со слегка выступающей вперед челюстью и кучерявой, черной шевелюрой, прапорщик все это время сидел в секрете, охраняя подступы к машине.

– Едем? – зачем-то спросил он.

Дрон уже завел двигатель, включил ближний свет и вырулил на трассу. Проехав по ней до поворота, откуда был виден блокпост, свернули на проселок. Подскакивая на выступающих из земли корнях, «уазик» проворно взобрался на холм и покатился вниз. С этого места утопающий в огнях город был как на ладони, несмотря на небольшую высоту возвышенности, по которой шла дорога.

– Не узнать Гудермес, – цокнул языком Шаман. – Даже карусель поставили!

– Это колесо обозрения, – поправил Дрон.

В другой ситуации озорной капитан наверняка бы добавил к реплике что-нибудь вроде «нерусский». Но уже месяц он не подшучивал над Шаманом. Тот тяжело переживал утрату отца и брата, застреленных в Грозном. В принципе вместе с ним скорбела и группа. Исы не хватало.

Город действительно быстро отстроили, практически подняв из руин. Потянулись частные дома окраины. Улицы здесь были не асфальтированы. Машину сильно трясло. Дрон свернул в переулок и, сбавив скорость, посмотрел в зеркало заднего вида на Шамана:

– Ты говори когда.

– Можешь останавливаться, – бросив вперед взгляд, хлопнул его по плечу Батаев. – Вон синий забор, это как раз и есть дом Истрапиловых.

Все, за исключением Дрона, покинули машину.

– Ну что, – Антон оглядел свое небольшое войско. – С богом!

– Вася, – окликнул Дрона Шаман. – Ты когда свет включишь, сразу из машины уходи. Они наверняка стрелять начнут. В Чечне нервы у милиции на пределе. Каждый день кого-то убивают.

– Спасибо за совет, – Дрон вздохнул. – А то я совсем глупый.

На спецназовцах вместо привычных разгрузочных жилетов были трофейные, сшитые кустарным способом. Более того, оружие у всех представляло собой старенькие «АК». У Шаха болталась кобура «АПСа», а пояса офицеров-чеченцев украшали инкрустированные серебром ножны с кинжалами. Внешним видом они ничем не отличались от боевиков.

Лече Истрапилов приезжал домой с наступлением темноты на машине ОВД. Старенький «УАЗ» развозил после окончания рабочего дня сотрудников по домам.

За высоким и узким окном, больше похожим на бойницу, моросил дождь. Стоящий рядом с ним коренастый, с большими залысинами и высоким лбом мужчина, кутаясь в домашний халат, задумчиво наблюдал, как, невзирая на непогоду, нанятый для приведения в порядок территории пожилой англичанин подстригает кусты, придавая им формы шаров. В сущности, его не интересовало, чем занят садовник. Просто это была единственная живая фигура на словно замерзшем и превратившемся в пейзаж видимом из окна кусочке двора. Выражение болотного цвета глаз было отрешенно-задумчивым и рассеянным. Он, не переставая, потирал подбородок, разделенный пополам глубокой ямочкой, иногда дотрагиваясь до широкого, мясистого носа пальцем. В кабинете, из-за жарко горевшего камина, было тепло и сухо. Толстый темно-зеленый ковер с замысловатым рисунком по краю, забитые книгами полки старинных шкафов, запах, присущий только английским домам с многовековой историей, располагали к размышлениям. Эдакий кусочек душевного рая среди нагроможденных в конце семнадцатого века серых камней на одном из холмов с живописным дубовым лесом. Большая часть этого дома пока не отапливалась. Приобретенный Беспаловым Леонидом Абрамовичем, боссом стоявшего у окна коротышки, архитектурный памятник располагался в тридцати минутах езды от Лондона. Вложив в него и прилегающий участок почти треть состояния, тот, по оценкам своего экономиста, потратит еще столько же, чтобы довести этот уголок спокойствия, создаваемый для встречи старости, до стандарта. «Деньги – ерунда, – любил говорить Беспалов, – они на то и существуют, чтобы их расходовать. Одни тратят на вещи, другие – на женщин, водку, недвижимость. Кто-то открывает свое дело. В общем, эти бумажки, какого бы цвета они ни были, всегда заканчиваются, пропиваются, проигрываются, проматываются. Некое испытание человека Богом. Кто-то сходит после этого с ума, хотя можно свихнуться и от ситуации, когда их непомерно много и сваливаются они на голову неожиданно».