Владимир Колычев - Приказано умереть

Москва красивый город, и он особенно прекрасен, если смотреть на него через решетку. Недоступность усиливает притягательность… Недоступность. Что за мысли? Жизнь не без добрых людей. Следствие и суд обязательно разберутся во всем, и Марат будет оправдан. Надо надеяться на лучшее. Без надежды нельзя…

Автозак приехал на место, прошел через тюремные шлюзы. Этап бесцеремонно выгрузили во дворе следственного изолятора. Обыск, проверка документов. Дальше была сборка – холодная тюремная камера с голыми железными шконками. Марат не унывал. В Чечне он и не в таких условиях выживал.

Утром заключенных наспех пропустили через врачей, фотографа, дали возможность помыться. Всучили каждому спально-хлебательный комплект – матрас, одеяло, подушка, чистое постельное белье и полотенце, миска, кружка, ложка. На этом вся забота о благе подследственных закончилась. По мрачным гулким коридорам Марата доставили в камеру, где он должен был ждать суда.

В «капэзэ» и на «сборке» его стращали общими тюремными камерами. Перенаселенность, вонь, теснота, власть блатного братства.

На деле все оказалось хуже. Камера небольшая, метров двадцать, не больше. Забита под завязку. По два-три человека на шконку. Вонь и теснота такая, что армейская казарма сейчас могла показаться райским островом на перекрестке семи ветров. Ужасная сырость, которую усиливало развешенное на веревках белье. Люди измученные, усталые. На Марата смотрят со злостью, как на опасного нахлебника. Понять их можно, и без того народу в камере как сельдей в бочке, а тут еще одного пассажира привели.

Марат лишь понаслышке знал об укладе арестантской жизни. Но был в курсе, что в камере должны были быть смотрящий и его пристяжь. Эта элита тюремного общества должна была занимать места поближе к окну. Так и есть – в дальнем углу стоят шконки – не в три, как везде, а в два яруса. И на каждой по человеку. Всего четыре рыла. Двое из них сплошь в татуировках. Спят и в ус не дуют. А вокруг жужжит вонючий улей, но им дела ни до кого нет. И на новичка ноль внимания. Видать, и они умаялись. Лень плавниками шевелить.

На всех других койках по два-три человека. Один лежит, соседи сидят – ждут своей очереди завалиться на боковую. И на полу под нижними шконками расстелены матрасы. Но даже на этой позорной плацкарте мест нет.

Марат приметил шконку с двумя пассажирами на борту. Два парня лет двадцати пяти. Вроде бы спокойные на вид. Но едва они поняли, что Марат направляется к ним, их лица исказились от злобы.

– Парни, к вам можно? – спросил он.

Молодчики разом вскочили с койки. Один из них довольно сильно толкнул Марата в плечо.

– Можно на кукан! А затем на вокзал… Вали отсюда, пока не распечатали!

– Да я бы с радостью свалил отсюда, – усмехнулся Марат. – Да дверь закрыта. Не выпускают…

– На парашу вали!

– Ребята, зачем так грубо? Я же к вам по-человечески обратился. Ведите себя как люди. Не надо звереть…

Вся камера наблюдала за Маратом. Даже смотрящий и тот проснулся и теперь безучастно следил за развитием событий. Или не хочет вмешиваться, или ждет, когда все разрешится само собой…

Марат уже и рад был отступить. Но нельзя. Если ему сейчас дадут пинка под зад, вся камера признает в нем слабака. А со слабаками здесь не церемонятся. Тогда точно придется спать на параше.

– Ты кто такой, чтобы нам указывать? – вспенился задира.

– Я ваш брат. Брат по несчастью…

– Это у кого несчастье? – захохотал второй грубиян. – У тебя, что ли? Ты что, обиженный?

По камере прошла волна нездорового смеха.

– Ну зачем ты так? – покачал головой Марат. – С тобой по-человечески, а ты как шакал…

– Это кто шакал? – взвыл молодчик.

И без замаха, с бедра, бросил в него кулак. Неплохо поставленный удар, резкий, сильный. И точный. Противник метил кулаком в переносицу. И если бы Марат не успел поставить блок, удар бы достиг цели.

Но блок поставлен. А молодчик еще пока что не видит в нем опасного соперника. И этим нужно успеть воспользоваться.

Брать противника на прием и ломать его хорошо, когда он один, без помощников. А у этого есть компаньон. И он не будет медлить… Марат вынужден был спешить. Поэтому обязан был вырубать противника одним ударом. И бить нужно без подготовки, от положения.

И он ударил свободной от блока рукой. Костяшками пальцев в горло… Сейчас ему некогда было думать, насколько опасным вышел удар. Сейчас он должен был разделаться со вторым молодчиком и тогда уже разбираться – выжил противник или нет.