— Звучит логично, — согласилась Амико, но на этом не остановилась. — Тогда как же их правильно называть, и в чем же причина того, что их так много, по-вашему?
— Называть… ну, исламистами и надо называть, хотя у них там тоже полно всяких течений. А вот причину понять и нам было бы полезно, потому что мы с вами через нее непосредственно и страдаем. И не одни мы.
— Расскажите, расскажите, Банька-сан, — посерьезнела Кейко. — Если вдруг убьют, так хоть знать бы, за что.
— А главная причина нынешнего исламского радикализма — колониализм и нынешний грабеж Ближнего Востока и прочих мусульманских и немусульманских стран, которым занимались европейцы и теперь занимаются американцы. Теперь не колонии, а методы похитрее применяют, вроде долларового насоса, вытягивая ресурсы и рабочую силу за бесценок, но суть так же. Запад грабит Восток. Вот вам и реакция на это. Рождаемость у мусульман большая, молодых людей там огромное множество сейчас, но перспектив никаких — большинство стран нищие. Поэтому они шатаются неприкаянно, и когда разные, зачастую местные же хитрецы им подсказывают: «возьми автомат и бей неверных, из-за них вся беда», то и рады стараться. Потому что настоящего понимания сути проблемы у них нет, и как ее решить они тоже, естественно, не понимают.
— А как ее решить? — Акеми слушала очень внимательно; чувствовалось, что этот вопрос интересует ее уже вовсе не для того лишь, чтобы сдать экзамен.
— Ликвидировать грабеж одних стран другими, а это можно сделать, только ликвидировав эксплуатацию человека человеком в целом, — решительно пристукнул кулаком по ребру турбины Иван. — И единственная идеология, которая правильно показывает дорогу — марксизм. Коммунизм, короче.
— То есть, получается, радикализм этот никуда не денется, пока третий мир такой бедный, и его, как вы говорите, грабят богатые страны Запада?
— Именно. Так и будет продолжаться, пока причина не исчезнет. Мало того, будет и дальше разрастаться, как раковая опухоль.
— Значит, единственным противоядием может быть коммунистическая идеология?
— Да, конечно. Пролетарский интернационализм — все люди друг другу браться, независимо от национальности, никто никого не эксплуатирует, никто никого не грабит. Напротив, все друг другу помогают — тот, кто побогаче живет, более умелый, помогает тем, кто победнее.
— И сильный защищает слабого… — тихо проговорила Амико, кивнув в такт своим мыслям. — Как вы, Иван-сан, защитили нас, беспомощных девчонок. Вы не воспользовались нами, как другие, вы дали нам оружие и научили сражаться…
— Ну, примерно так, — Засельцев смущенно почесал в затылке. — Извини, я вообще-то не собирался так вас грузить политграмотой. Хотя на эту тему можно говорить и говорить.
— Откуда же вы все это знаете, Банька-сан? — поинтересовалась Кейко. — Неужели в русских школах такое рассказывают?
— Да как же, сейчас они тебе расскажут! — поморщился Иван, выкладывая последний виток и завязывая на конце кабеля петлю. — Строй у нас теперь такой же капиталистический, как у вас, поэтому школьникам дурят головы всякой ерундой и псевдофилософами, вроде того же Фукуямы с «концом истории». Конец, блин, не у истории, а у него в штанах… пардон май френч. Мне-то глаза дядька открыл — ученый мужик, историк. Как, бывало, сядет с нами за праздничный стол, так тут же давай мозги прочищать всяким несознательным родственникам, только пух и перья летят. Я, конечно, не особый интеллектуал, но убеждения он мне помог создать — не жалею. И совет дал. Надо учиться, книги читать. По крайней мере, понимаешь, что вокруг творится, «что такое хорошо, и что такое плохо».
— Наверное… наверное, я последую этому совету. Да. Надоело блуждать в потемках, — подняла голову Амико. — Когда мы вернемся, я буду учиться еще усерднее.
— А я буду крепить пролетарский интернационализм! — весело заявила Кейко. — Я для себя самое главное выделила: русский с японцем — тоже братья навек! Давайте обнимемся по-братски, Банька-сан!
— По-братски, скажешь тоже… — усмехнулся Иван, но ласково притиснул и погладил по спине прильнувшую к нему и довольно мурлыкающую девушку. — Ну, ладно, передохнули, пора и делом заняться.
Когда Кейко с сожалением отпустила его, Засельцев заменил бинт на бедре парой нашлепок из пластыря, и деловито опоясался прямо поверх плавок ремнем со снятой с одной из разгрузок кобурой и штык-ножом.
— Значит, я проныриваю тоннель и тащу за собой ходовой конец…
Читать дальше