Сергей Дышев - Куплю чужое лицо

Она гладила меня по щеке, целовала в самый краешек мочки уха и шептала милые непристойности. Вялая мысль советовала мне выбросить узкоглазого за борт, связать обрывками своего трико Марию и рвануть в самую дальнюю синюю даль…

Такого синего безбрежья, как здесь, рядом с пуповиной экватора, нет нигде в мире. Фиолетовые глубины моря, притягательная бездна, шкодливая волна, ударяющая в лицо, и разрывающее душу желание плотью войти в океан, стать его частицей, волной, аквамариновой глубиной. Стать капитаном безбрежного корабля, уйти от мира, стать радостью, восторгом, счастьем для самого себя…

Но мы по-прежнему прыгали на волнах, как зайцы среди холмов, убегающие от призрачных охотников.

Она вытерла ладонью соленые капли на лбу, потом провела по моему лицу.

– А почему ты ничего не спрашиваешь о маленькой проститутке, которую отбил у Раевского?

– Какая же ты дрянь…

– Кажется, ты ожил…

– Ты бы лучше предложила мне колбасы.

– Вряд ли твой желудок справится. Я буду кормить тебя с ложечки банановым отваром. Чтобы ты случайно не загнулся. А через дня три ты получишь вожделенную сосиску.

Некоторое время мы молчали; отстранившись, я смотрел на горизонт, с трудом понимая курс. Тайский мужчина ориентировался по компасу, я, конечно, не смог бы довести наше суденышко, хотя бы потому, что меня выкинули с парашютом. Я, конечно, мог бы взять коротышку за ухо, точнее, за два, и, как лошадку, поворачивать то влево, то вправо, в зависимости от своего желания. А Мария бы только повизгивала, как и положено приличной барышне.

Может, она возвращала должок благодарности, помня, как я вытащил ее с того света в дагестанском селе?

Уф-ф, до чего может довести состояние одичания… Совсем забыл, что я не Раевский, что он давно «закопан»…

Но тогда во имя чего Мария провела спасательную операцию некоего Кузнецова – не поддавалось никаким законам логики. Пылко возлюбила? Ни с того ни с сего… С легкостью забыла вычеркнутого из жизни Вовку Раевского… Ах да, я чем-то неуловимо его напоминаю. Взгрустнулось девушке… Сволочь ты, Машка.

– Где Пат? – все же не выдержал я.

– Не знаю. Единственное, что могу сообщить точно, что она сдала тебя. А весь спектакль с ее похищением просто разыграли. Ты для нее никто, пришлый белый человек. Курортник!

У меня потемнело в глазах.

– Ты лжешь!

– Сам рассуди. Что оставалось несчастной проститутке, когда ее под жабры взяли мафиози. Они сделали ей предложение, от которого она не смогла отказаться. Говорю тебе: они «раскатали» тебя при ее непосредственном участии.

– Откуда ты знаешь?

– Шамиль проговорился, что девочка неплохо отработала. Я думаю, ее уже давно убили. Одной шлюхой больше, одной меньше… Самое странное в этой истории не то, что тебя подставили, а то, что ты уцелел.

– А ты не боишься, что я тебя вышвырну за борт, а потом эта мартышка за штурвалом по моей просьбе переедет тебя пару раз винтами? И не откажет ни в какой другой просьбе…

– Ты не сделаешь этого, потому что ты еще немножко любишь меня, Володька Раевский…

Выдержка у меня стопроцентная. У меня стреляли за ухом, я даже не шевелился. На моих глазах человек случайно коснулся высоковольтного провода – я сделал единственно правильное решение: ударом ноги в прыжке сбил его в сторону, хотя был промокший, как и все. Провод отлетел в одну сторону. Я – в другую. Потом откачал мужичка, хотя сам трясся от полученной электродозы…

Но тут мне стало не по себе. Мучительная пластическая операция, чужая фамилия, мрак вселенского одиночества – все это не стоило и селедкиного скелета. Девчонка разгадала. У нее всегда было потрясающее чутье…

– И не отпирайся, я тебя по запаху узнала, Володечка.

Я продолжал молчать, чтобы набрать сил для фальшивого изумления. По запаху – это слишком!

– Сдурела, что ли! – как можно веселей сказал я. – Раевского давно сожрали акулы. Его убили и утопили.

Хладнокровие возвращалось ко мне. И красноречие тоже.

– Это у тебя нервное. Ко мне тоже покойники приходили, особенно после афганской войны. Правда, исключительно по ночам. Потом, кстати, перестали. Так что, извини, я не мертвец.

Она смотрела в упор, смесь любопытства и жалости.

– Что сделали с твоим лицом? Ты не бойся, я не выдам тебя. Зачем мне лишний раз подставляться?

– А ты не боишься, если я действительно Раевский? Ведь я могу выкинуть тебя за борт, если я действительно твой Раевский?

– Володечка, ты никогда этого не сделаешь. Я тебя знаю. – Она нежно погладила меня по щеке.