Сергей Дышев - Рубеж (Сборник)

– Тебя как звать-то? – спросил Читаев как можно мягче.

– Иван.

– Хорошо, Ваня. Располагайся пока. Твоя койка будет эта. – Читаев показал на заправленную койку Хижняка. – Сегодня отдыхай. А завтра – за дело. Останешься один в роте. А мы с Алексеем поедем на вручение Вымпела министра обороны. Но это – до обеда. Потом вернемся сюда. Какие вопросы будут по службе – не стесняйся, спрашивай. Ну а все остальное – сам поймешь.

Петров признательно кивнул. …После торжественной церемонии Воронцов подошел к Читаеву, взял его за локоть.

– Завтра прощаемся с Хижняком. Тело привезут в батальон. Потом – на аэродром. Кто-то из вас, ты или Водовозов – решайте сами, – должен отправиться сопровождающим. Знаю, у тебя уже просрочен отпуск, поэтому пусть поедет Водовозов.

– Поеду я, – не раздумывая, сказал Читаев. – Хижняк был мой друг. А отпуск тут ни при чем.

– Хорошо. Значит, ты. – Комбат сразу согласился, видно, ждал именно такого ответа.

На похороны Воронцов построил батальон, назначил почетный караул и почетный эскорт. Сам выступил первым, говорил долго, с трудом подбирая слова и делая большие паузы. Читаев выступать не стал. Сказал, что не сможет.

Всю дорогу туда он сдерживал слезы и думал о Хижняке. Он вспомнил последний нелепый спор и свои обжигающие несправедливые слова. «Хижняк своей смертью сказал то, что не сказал при жизни. Наивный романтик войны…»

…В маленьком украинском городке Читаев снова прощался с Хижняком, но той остроты утраты уже не было. Хижняк остался там, в Афганистане.

Буквально через полчаса как приземлились приехал отец Владимира, полковник. Тут же, на аэродроме, стоял автобус. Хижняк-старший прилетел днем раньше из Забайкалья. Он сухо поздоровался с Читаевым, кивнул трем сопровождающим его солдатам и сразу спросил:

– Ошибки быть не может?

– Нет, не может, – глухо ответил Читаев, глядя в сторону.

Потом они повезли гроб домой, и там Сергей встретился с вдовой. Он знал ее, Хижняк как-то знакомил их на выпускном вечере в училище. Нина была в черном, под глазами темнели круги, и что особенно поразило Читаева – это горевший на лице, на припухших щеках неистребимый румянец в жутком контрасте с всепоглощающим черным. «Ей всего двадцать лет», – вспомнил Сергей с тоской и подумал: хорошо, что ему не пришлось лично извещать о смерти.

Сергей подошел к Нине, взял ее за руку, стал рассказывать, как погиб Володя. Она молча слушала, ничего не спрашивала. Сергей смотрел на ее красивое скорбное лицо, покрасневшие заплаканные глаза. Наверное, она не узнала его, а скорее просто находилась в том состоянии, когда имена и лица не имеют никакого значения.

Сергей мотался по городу, покупал венки, выполнял массу поручений, связанных с похоронами и с предстоящими поминками. Делал это с самозабвением и тайным облегчением. Не надо было сидеть там, среди родственников, искать слова утешения, соболезнования, в который раз повторять детали, в своей сущности ничего не меняющие.

Когда прощались, Нина печально улыбнулась и попросила, чтобы не забывал, приезжал, если время будет. Она впервые появилась с годовалой дочкой – тихой и серьезной. Отец тоже сказал: «Не забывайте, – и потом уже, в самом конце: – Береги голову, сынок». Они крепко пожали друг другу руки. Читаев попытался представить себя на месте отца Хижняка – и не смог…

Читаев приехал с похорон, а в части его ждала новость. Воронцов сказал, что его представляют на командира роты, а Сахно должен уйти в другой батальон начальником штаба. «Вернешься из отпуска, – сказал комбат, – может, как раз вопрос и решат». От Воронцова Читаев направился было в роту, но ноги сами понесли к медпункту. «Успею», – подумал он, взбегая по ступенькам.

Лена сидела возле окна и писала, а очкарик старший лейтенант стоял рядом и что-то громко, нараспев диктовал ей, наверное, какой-нибудь отчет по медикаментам. Читаев замер на пороге. Лучи солнца пробивались сквозь желтые волосы Лены, отчего казалось, что вокруг них зажегся ореол, она писала, быстро и старательно выводя буквы, чуть склонив голову набок. Легкий белый халатик, который едва доходил ей до колен, дополнял ощущение какой-то веселой, радостной чистоты. И сама она была вся стерильная и воздушная. Лена и медик повернулись к нему не сразу, как бы давая понять, что заняты очень серьезной работой. Увидев его, Лена радостно ойкнула, а старший лейтенант сказал: «А-а, с приездом», – и, поняв свою оплошность, спросил тихо: