Сергей Дышев - Узник «Черной Луны»

Я оглянулся – Губошлеп из своего угла толкнул ногой табуретку, и она, проскользив по паркету, остановилась точно у моей задницы. Мне это понравилось.

– А где Безухов?

– Несу, – ответил Губошлеп, пошуршал за занавесом, вернулся с бюстом размером с небольшой кочан капусты. В нем я признал Грибоедова.

– Представляете, – обратился уже ко мне Федул, – нашли в подсобке. Черт знает что. Прекрасная работа, бронза…

– По-моему, все же это Грибоедов, – заметил я.

– Ну что вы! – укоризненно покачал головой Петреску. – Это Пьер Безухов. Правда, с небольшим изъяном. Но Стефан сейчас устранит.

– Может, лучше во дворе? – спросил тот.

– Нет, здесь. Я буду смотреть, а то ты что-нибудь напортишь.

Губошлеп притащил деревянный ящик, установил на него бюст, подкрутил пламя горелки – оно стало почти синим.

– Левое или правое? – спросил он.

Федул на мгновение задумался, скосил на меня глаза:

– А вы как думаете?

– Что?

– Какое ухо лишнее – левое или правое?

– У Грибоедова не было лишних ушей, как и у нас с вами.

– Ну как вы можете, – Федул смотрел на меня с сожалением. – Мы ведем речь о Пьере Безухове. – Он выдохнул и уже властно приказал: – Давай левое!

Пламя уперлось в бронзовое ухо, аккуратно и плавно стало вылизывать его. Я поежился. Запахло бензином. Висельная петля как раз остановилась на середине высоты окна.

Тут Федул глянул на часы, произнес невнятное восклицание и сказал:

– Мне надо срочно отдать необходимые распоряжения. Вы подождете меня здесь?

– Да, разумеется, – охотно согласился я.

Он вышел, вместо него появились двое похмельных – мои конвоиры. Они прислушались к утихающим шагам начальника, после чего недобро ухмыльнулись.

– Ну, как он? – спросил тот, что был ниже ростом.

– Перечит, – ответил Стефан.

– А представился? – спросил другой.

– Нет. Шефу пришлось напоминать.

– Гадина бескультурная. Мы же тебя учили! – Низкорослый подошел ко мне и крепко саданул в челюсть.

Я упал вместе с табуретом. Пока я барахтался, диалог продолжился.

– Что он еще натворил?

– Дерево ему не понравилось на картине. Некрасивое, говорит. Что тебе больше нравится? – повернулся он ко мне.

– Городские пейзажи, – опробуя после удара челюсть, прошамкал я и почувствовал, как в печень вошла нога. Изогнувшись от боли, я подумал: «Хорошо бьют, знаючи».

– Еще чего было? – продолжал интересоваться коротышка.

– Скажу, – сурово отозвался Губошлеп. – Ухо ему не понравилось у памятника.

– Вот же урод! – возмутился коротышка.

– Ничего святого нет! – поддакнул длинный. – Памятник обидеть.

– Беззащитный.

– А вот я сейчас ему самому ухо поджарю! – неожиданно развеселился Губошлеп.

Я подумал, что он шутит. После интеллектуальной беседы это был слишком резкий переход. Но он не шутил. Двое схватили меня сзади за руки, а Стефан поднес горелку. Я почувствовал резкую боль, затрещали волосы. Вывернувшись, я пнул Стефана, он рухнул вместе со своей лампой, удержав ее в горизонтальном положении; потом я рывком назад опрокинулся вместе с конвойными. Когда вошел Петреску, мы все сидели на полу. Короткий испуг промелькнул в его глазах, он оглянулся на дверь и быстро спросил:

– Что это вы все на полу?

Никто не ответил. Я сел на табурет, Губошлеп снова принялся за грибоедовское ухо, а двое других стали отвинчивать решетку на окне, отверточки они вытащили из карманов.

– Почему пахнет паленым? – резко спросил Федул.

– Волосы у Безухова подпалили, – ответил я.

Федул посмотрел на меня и спросил:

– Почему у вас ухо такое красное?

– Наверное, об подушку натер.

– Я прикажу выдать вам помягче.

– Благодарю вас.

Петля за решеткой нервно подрагивала, как язычок у змеи. Возможно, это шутил ветер. «Интересно, – подумал я, – если б Федул не вошел, осталось бы у меня ухо?»

Федул уселся в кресле, закурил трубку. Меня затошнило от утонченного садизма.

– В нашей бренной жизни у кого-то не хватает ума, у кого-то – денег, а у кого-то нет и того и другого.

– У тех, у кого есть и ум, и деньги, как правило, уже изношена совесть, – аккуратно выверяя слова, заметил я. Когда меня не бьют по голове, я способен на афоризмы. Когда бьют – могу цитировать только классиков.

– Возможно. Если человек умный – он не может быть бедным, я имею в виду в материальном плане.

– Вы о себе? – уточнил я, прикидывая последствия каждой своей фразы.

– А вы колкий человек… Я сейчас звонил своему бывшему коллеге, он служит в тираспольском УВД. Представляете, были даже в приятельских отношениях. А сейчас он меня такой бранью поливал… Но какие-то контакты надо находить – война же не может быть бесконечной. Хорошо, хоть в этом он со мной солидарен. Война, – он вздохнул, – будь она неладна.